Канцлер предупреждал Константина Острожского об ответственности и объяснял ему: «Король — верховный господин и защитник всех духовных лиц — как римской, так и греческой веры — не допустит, чтобы кто-нибудь творил зло. Его величество король желает и будет защищать всех от любого насилия, от обид и притеснений».
Ссылаясь на собственный опыт взаимоотношений с Сигизмундом III Вазой, Лев Сапега настоятельно рекомендовал князю Острожскому в сложный для страны период не особо конфликтовать с монархом: «Хоть меня и самого нередко заносит, но сейчас не то время».
Лев Сапега был прав: в любую минуту межконфессиональные недоразумения и религиозные споры в ВКЛ могли перерасти в полную анархию и хаос. Наверное, только своевременные советы канцлера, его решительные действия и срочные переговоры с украинской и белорусской шляхтой остановили князя Константина Острожского от непоправимых действий, спасли на тот момент ВКЛ от гражданской войны на религиозной почве, результаты которой могли быть очень трагическими для всей страны и всего общества.
Лев Сапега принял деятельное участие в Брестском церковном соборе, который проходил 6–8 октября 1596 года. Он присутствовал на нем в качестве королевского комиссара и выступил с пламенной речью в защиту церковной унии.
«Речь на Брестском церковном соборе 1596 года» Льва Сапеги — уникальное литературно-художественное произведение и одновременно раритетный памятник национальной историографии. Она дошла до нашего времени в составе произведения Петра Скарги «Брестский собор и оборона его».
Лев Сапега, выступая от имени королевских комиссаров, озвучивал позицию властных кругов ВКЛ. Выступление канцлера, как следует из текста «Речи…», происходило перед оппонентами унии, на одной из их встреч, куда он приехал с православными и католическими епископами.
Как свидетельствует содержание «Речи…», Лев Сапега прежде всего возмущался позицией киевского воеводы Константина Острожского, который стал на сторону противников унии и организовал параллельный собор. Канцлер снова сдерживал его от агрессивных действий. Он предупреждал Константина Острожского, чтобы тот не ставил себя выше короля, так как является его подданным, не стремился силой решать церковные дела, которые находятся в компетенции духовных лиц.
Лев Сапега наконец отмечал, что он, как королевский комиссар, данной ему властью обеспечит порядок и спокойствие на соборе: «Поскольку Всемогущий Господь Бог является началом и источником всякого согласия и милости, потому богобоязненные и умные люди уважают друг друга в согласии и единении, которое есть матерью всякого добра.
Его милость король был очень рад вашему договору, о котором вы сообщили ему три года назад. Митрополит и все епископы на тот момент достигли согласия, в том числе и ваши милости — епископ львовский и епископ перемышльский. Об этом красноречиво свидетельствуют подписи ваших собственных рук под совместным постановлением.
Вы заявляли, что подданные его милости короля, люди греческой веры, хотят соединиться с католиками, вернуться под власть единого пастыря, не желая впредь помогать новым грекам — цареградским патриархам, отступникам и отщепенцам.
Король никого никоим образом не склонял к такому решению, не подбивал, а тем более — никого не заставлял. Он действительно был очень рад, так как через единение веры много людей становилось на путь избавления, расширялась хвала Богу, укреплялись согласие и единство в государстве его королевской милости, на чем держатся все государства.
Его милость король знал, что о союзе людей христианской веры на протяжении нескольких десятилетий слишком старался киевский воевода (Константин Острожский), который сейчас здесь с нами сидит. Через преподобного отца Поссевина он обращался к Папе Римскому Григорию XIII, прося его, чтобы согласие благополучно совершилось.