— Опьянеть боишься и попасться на глаза начальства? — догадался Чендряков. — А ты лучше закусывай. Да и начальство само… в дымину!
— Свир неделю уже бухает не просыхая. Главное, чтоб Зарубин по части не шатался.
— Он мужик правильный.
— Не пьет и других за то гоняет.
— Кончай уши тереть девочкам, кого он гоняет?!
— Лопухов гоняет. Пи… прошу прощения, умственно отсталые из второго отделения. Обкурились, короче…
— Это которых на днях пригнали?
— Ну! «Афганка» ядреная, короче, крышу с двух косяков снесло наглухо…
— Чё ты городишь? — пихнул Чендрякова Левитин. На меня уставился умоляюще: — Выпей со мной, синеглазая, согрей душу.
— Гитару забыли!
— Я сейчас принесу, — угрожающе сказала Галина, застывшая у входа. Она обвела мутным спросонья взглядом присутствующих и вдруг широко улыбнулась. — Гуляете, бродяги? Без меня?
— Галочка! Да ни Боже мой! — поспешил разуверить ее Голубкин.
— Проходи, ласточка, садись. Сержант, сдвинь задницу! Освободи место женщине! — воскликнул Левитин.
Чендряков поморщился и вообще вылез из-за стола, пересел ко мне ближе.
— Куришь? — спросил тихо, достав пачку «Примы». Я поняла, что он предлагает мне выйти, и с радостью согласилась. Вика была занята тесным общением с Голубкиным, Галина, выпив кружку самогона за новеньких, потом за стареньких — погибших, хохотала над плоскими шутками Левитина.
Мы с Александром явно выпадали из компании. И выпали, тихо выскользнув в прохладу ночи. Сели у модуля на ящики. Саша протянул мне пачку, я отрицательно качнула головой:
— Не курю.
Он пожал плечами, закурил сам:
— Ты, правда, не пьешь, не куришь или поддерживаешь определенный образ?
— Это какой? — озадачилась я.
— Я так спросил, не обижайся.
— Я необидчивая.
— Фея, — улыбнулся парень. И я рассмеялась:
— Почему Фея?
— Ну, точно, Фея, смеешься звонко. Ну, блин, сестренка, привалило ж счастье, — качнул головой, с прищуром разглядывая меня. И было в его взгляде сомнение, снисходительность и толика удивления. — Ты сама-то откуда?
— Из Кургана.
— Точно?! Земеля, значит?..
— Это как?
Сашка рассмеялся легко и задорно, и хоть я понимала, что надо мной, и не понимала почему, все равно не могла на него обидеться — мысленно я уже причислила его к должности брата и единомышленника.
— «Земеля» — земляк. Землячка. Ты из Кургана — я из Сатки.
— Ничего себе земляки, — фыркнула я. — Мы пока сюда добирались, к нам в земляки весь Союз записался.
Парень усмехнулся, качнув головой.
— Тебе смешно? А я сначала, правда, верила. Один красиво так о нашем крае рассуждал и вдруг раз — Адмиралтейство откуда-то выехало… Ленинградец оказался!
Сашка рассмеялся, прислонившись спиной к стене, и уставился на меня, загадочно щуря глаз:
— Ты чего в Афган-то напросилась?
— Воевать.
— Тю!
— Нет, я, конечно, понимаю, что меня на боевые не пустят, но хоть чем-то вам помочь.
— Долг? — вздохнул.
— Ага. Я еще три года назад просилась. Послали. Домой.
— Но ты не сдалась.
— Конечно.
— Подождала и снова атаковала военкомат.
— Откуда знаешь?
— Я пророк, — хохотнул, закурил следующую сигарету.
— Ты не много куришь?
— Много.
— Легкие посадишь, — предупредила.
— А мне по… колено, короче. Подожди, пара обстрелов, пара месяцев здесь — и сама закуришь, и от самогонки не откажешься…
— Нет, — качнула головой, уверенная, что ничего подобного не будет.
— Я тоже был уверен — не буду, а в первом же бою потерял половину своих товарищей… Когда наши подошли, первое, что я попросил — сигарету. Второе — кружку первача.
Его голос стал глухим и жестким и насторожил меня, заставляя прислушаться, узнать больше:
— Страшно было?
— Страшно? — прищурился и вдруг хохотнул. — He-а. Это не страх, сестренка, это ядреная смесь из ужаса и ярости. И по… колено на все, потому что ни хрена не соображаешь: что видишь — в то и стреляешь. Один из соседнего взвода так своего положил.
— И такое бывает? — ужаснулась я.
— Здесь все бывает, — заверил Александр, откидывая окурок.
— Его под трибунал отправили?
— Ха!.. «Под трибунал». На заставу его отправили, а через месяц грузом-«двести» домой. Отслужил… Здесь такого дерьма на каждом шагу. Не знаешь, сколько проживешь, а ты — «легкие»… Фея-сказочница. Как тебя парень-то твой сюда отпустил? Я б веревками связал, запер бы, да не отпустил.
— Ты такой злой?
Саша хмыкнул:
— А парень твой добрый, да?
— Да нет у меня парня.
— Врешь!
— Честно. Были, но не серьезно как-то…
— Так ты за женихом сюда?
— Который раз слышу! Мне в Союзе женихов хватало!
— Ладно, не кричи — верю. Вот в это — верю. Поэтому и понять хочу, на… хрена ты сюда ломанулась?
— А у тебя девчонка есть? Невеста? — решила я сменить тему.
— Была. И даже проводила. Два письма написала. Агния Барто, блин!.. Месяц всего и ждала.
— Значит, не ту ты себе в невесты выбрал.
— Угу.
— Серьезно. Радуйся.
— Чему это? — покосился на меня как на ненормальную.
— Тому, что узнал, какая она, до того, как ваши отношения скрепились узами брака.
Сашка от души рассмеялся, хлопнув себя по колену:
— Ой, не могу! Ну, землячка!..
— Сашок, ты, что ли, ржешь? — раздался голос из темноты.
— Ну.
— Чё «ну», лошадь?! Кончай фестель! Весь батальон перебудишь.
— А ну иди сюда, я тебе сейчас колыбельную спою.
— Братцы, хорош лаяться!
Из темноты вынырнули три фигурки, подошли и сели полукругом на корточки около нас, бесцеремонно разглядывая меня.
— Я не понял, что за…? — разозлился Чендряков.
— Мы цветы принесли девушке. Поздравляем вас с прибытием в нашу доблестную часть! — объявил лопоухий паренек, протягивая мне пучок жухлой травы.
— Две секунды на передислокацию, рядовые! — рявкнул Сашка. Мальчишки сунули ему в руки пачку «Примы» и бутылку, мне «букет» и растаяли в темноте.
— С-с… совсем распоясались!
— Командир, — с сарказмом выдала я. Сержант строго глянул на меня и улыбнулся:
— Ладно…
И погладил ладонью по спине. Я дернулась, недобро сверкнув глазами.
— Чего ты? — попытался обнять. — Нравишься ты мне очень, Олеся.
— Замечательно. Руки убери.
— Вот ты какая! А если меня завтра на боевые, и всё — кончится Чендряков? — сжал мои плечи и, вздохнув, потерся лбом о плечо. Я начала закипать. — Я как тебя увидел — понял — тебя я ждал… Олесенька, — попытался поцеловать.
Я мысленно усмехнулась и повторила то, что в свое время охладило пыл одного такого же шустрого мальчика. Не стала сопротивляться и как только губы парня накрыли мои, сомкнула зубы не жалея сил.
— A-а! Твою!.. У-у… — отпрянул, взвыв, сержант. Прижал руку к прокушенной губе. Уставился на меня так, словно хотел задушить. — Ну, ты… Точно Фея!
Я напряглась, готовясь к нападению, но, к своему удивлению, увидела, как злость в глазах сержанта сменилась восхищением:
— Ну, Олеська! Такого я еще… Блин, а? Как ты меня?! Не хрен лазить, где стреляют? Понял! Больше не буду. Мир? — протянул ладонь. Я с сомнением и недоверием посмотрела на него и несмело протянула свою:
— Мир.
— Если кто обижать вздумает, только скажи, поняла?
— Я сама за себя постоять могу.
— Это я уяснил! — хохотнул и поморщился, притрагиваясь к губе. — Твою моджахедову маму, а?.. Братва ржать будет!
Но отчего-то это его не возмущало, а восхищало, и я видела, что он искренне рад подобному повороту событий, но почему — не понимала.
— Короче, сестренка, контингент здесь разный, не все такие… ха!.. как я. Трудности будут: забуреет кто, нюх потеряет или… не знаю, воды там принести, в духан сбегать — ко мне смело обращайся — сделаю. Короче, ты не одна — мы вместе!