— Это моя дочь Лиза, — сказал Варганов Гордееву. — Представляю вам ее, потому что в момент вашей первой встречи она была не в себе.
— Что ты говоришь, папа?! — Девушка мельком взглянула на Гордеева.
— Я говорю правду, — произнес хозяин жестко и повернулся к молодому человеку: — А это друг Лизы и сын своего знаменитого отца Степан Колобов.
Молодой человек кивнул ухоженной головой с нитевидным пробором.
«Франт. Минимум раз в три дня бывает у парикмахера», — определил адвокат.
— Гордеев Юрий Петрович, — представил его Варганов.
— А, нежданный и негаданный спаситель! — протянул Степан с таким явным пренебрежением, что воем стало неловко.
— Прошу к столу. — Варганов поспешил снять напряжение.
Гордеев пропустил слова Колобова мимо ушей. Они расселись за столом. Варганов во главе, по левую руку от него Лиза и Степан, по правую — Гордеев и Модест Казимирович.
— Что-то у вас неважный вид. — Степан посмотрел на Гордеева поверх стакана. — Сильно бока намяли?
— Все выглядит неважно, если смотреть через стакан. — Адвоката начал злить тон молодого человека.
— А у меня привычка такая… — ответствовал тот.
— Но тогда берегите печень, — двусмысленно отреагировал Гордеев.
Лиза едва скрыла улыбку, а Варганов громко рассмеялся.
— Вы лучше о себе побеспокойтесь. — Степан залпом осушил стакан. — А то, знаете, случаи разные бывают…
Гордеев промолчал и принялся за еду. Все приборы на столе были из старого казенного набора, который переходил от одного владельца дачи к другому вот уже несколько десятков лет. На салатнице Юрий прочел надпись «К сорокалетию Великого Октября», а на своей тарелке, под котлетой по-киевски, обнаружил герб Советского Союза. Такой же герб находился на ручках вилок, ложек и столовых ножей.
— Что вы так смотрите на нее, любезный? — спросил Степан. — Я про котлету, — пояснил он окружающим. — Наш дорогой гость, видимо, не знает, как с ней справиться.
— Ты тоже в гостях, Степа, — нахмурился Варганов. — Изволь вести себя прилично.
Гордеев посмотрел на молодого человека и вспомнил, что видел его в тот вечер в ночном клубе. Именно этот хлюст стоял возле бара и надувался джином, пока адвокат спасал девушку от не в меру горячих поклонников.
— Не сомневаюсь, что у вас достаточно отваги, чтобы расправиться хотя бы с котлетой, — сказал Гордеев, ловко орудуя ножом и вилкой. Он проткнул котлету, чтобы вытекло масло, а потом отправил в рот кусочек, наслаждаясь нежнейшей начинкой.
— На что это вы намекаете, сударь мой? — напрягся Степан.
— А разве есть повод для намеков? — многозначительно улыбнулся Гордеев и выразительно посмотрел на Лизу.
Степан перехватил его взгляд, но смолчал. Он даже опустил глаза. Ничего не понимающий Варганов переводил взгляд с Гордеева на Степана и обратно.
Старик же не обращал на происходящее никакого внимания. Он сосредоточенно считал количество жевательных движений, которые тратил на каждый кусок.
— Степа, ты же был с Лизой в тот вечер? Почему же тебя не оказалось рядом с ней? — наконец спросил Варганов.
Колобов нервно посмотрел на Лизу.
— В самом деле — почему? — произнесла она, не давая ему ни единого шанса на спасение.
Колобов напрягся, чуть подумал и сказал:
— Я же уже объяснял. В этот момент я вышел проветриться…
— Неужели возле барной стойки было так душно? — невинным голосом поинтересовался Юрий.
Степан со злобой уставился на него.
— Кажется, господин адвокат хочет меня в чем-то обвинить? — Лицо Колобова стало просто пунцовым.
— Упаси бог. Обвинять — это дело прокурора. — Гордеев с удовольствием отметал, что Лиза смотрит на него с интересом. — А я напротив — адвокат.
— Да уж, это не ваше дело! — грубо рявкнул Колобов. — Занимайтесь лучше своими мелкими бракоразводными делишками. Или чем вы там промышляете, коллега?
— По мне, лучше вести дела о разводах, чем юридически грамотно обворовывать государство, коллега.
— Это обвинение? — прошипел Колобов.
— Повторяю, я не прокурор. — Гордеевым овладела холодная ярость.
— В таком случае вы мне ответите за клевету в присутствии свидетелей, — пригрозил Колобов.
— Каких свидетелей? — весело спросил Варганов. Его явно забавляла эта ситуация.
Степан беспомощно посмотрел на Модеста Казимировича. Тот продолжал жевать с отсутствующим видом.