Пирожков вышел только после того, как приехал лифт. Он не произнес больше ни слова, а его человек, выходивший последним, и не подумал закрыть за собой двери.
Ройтман стоял в прихожей перед распахнутой дверью, слушая, как лифт съезжает вниз. Циля вышла к нему. Ее лицо раскраснелось. Трясущимися руками она закрыла двери, старательно и до отказа закручивая ручки многочисленных замков.
— Кто это был, Натан? — спросила она глухо.
— Какая тебе разница? — раздраженно рявкнул Ройтман.
— Интересно! Меня могли изнасиловать…
— Оптимистка!.. — махнул рукой Натан Яковлевич.
— Моего папу чуть не убили, — без паузы продолжала Циля, — а он не хочет мне сказать, в чем дело!
— Твой папа совсем с ума сошел… Зачем он вынул свой пистолет? — вздохнул Натан Яковлевич.
— Я и не знала, что у него есть пистолет…
— Партизан…
— Не смей оскорблять папу!
— Ладно, ладно, не кричи. Люба здесь?
— Эта предательница сбежала сразу, как только ты пошел в кабинет. Я не знаю, что я с ней сделаю!
— Это не те люди, которым можно отказать, — потирая нос, заметил Натан Яковлевич. — Она не виновата. Что с папой?
— В своей комнате сидит. Не виновата она, как же! Наследили тут, собаки.
Не слушая жену, Ройтман направился в комнату тестя, предварительно прихватив пистолет из кабинета.
Здесь стояла старая мебель, вывезенная из прежней квартиры. Берг Иудович ни за что не хотел расставаться с привычными вещами, и его комната напоминала мебельный комиссионный магазин.
Старик сидел на диване с кожаной спинкой и валиками, в точности под полкой с фарфоровыми слониками, и плакал, закрыв руками лицо. На Берге Иудовиче был пиджак, увешанный орденами и медалями, а всю правую часть груди занимала внушительных размеров планка.
Ройтман с жалостью посмотрел на тестя и положил пистолет на стол.
— «Над нами «мессеры» кружили…» — неожиданно пропел старик. — Как он смел, мальчишка! Меня, в собственном доме, вытолкать взашей! Отобрать оружие! А, это ты, проклятый!
Берг Иудович увидел зятя, но тот, не вступая в переговоры, выскользнул из комнаты, пригибаясь от ругательств, летевших вслед.
Нужно было подумать, как лучше и элегантнее сформулировать свой отказ от ведения дела. Варганов, конечно, не бандит, и ссориться с ним Ройтману не хотелось. Требовалась веская и правдоподобная причина. Натан Яковлевич зашел в кабинет, с неприязнью покосился на развернутое к двери кресло, в котором недавно покоился Пирожков, и присел на кожаный диван. Почти следом за ним вошла Циля и устроилась рядом.
— Натан, тебе нужно хорошо заболеть? — спросила она.
Ройтман кивнул. Циля всегда знала, что ему нужно, еще лучше, чем он сам…
— Я позвоню Марьяне, пусть положит тебя к себе. Заодно и обследование пройдешь. Давно пора.
«Умница моя», — подумал Натан Яковлевич. Как же он мог забыть об Акимовой, подруге Цили, которая была заведующей отделением больницы где-то в районе ВДНХ.
— Правильно. И пусть оформит все так, как будто меня по «скорой» доставили.
— Хорошо. Кому нужно звонить?
— Позвони вот по этому номеру. Спроси Виталия Викторовича. — Ройтман достал из портфеля толстенную записную книжку. — Хотя нет. Меня же на «скорой» увезли, экстренно. Значит, позвонишь завтра утром в приемную и сообщишь о том, что мне стало плохо с сердцем.
Циля переписала телефон из книжки.
Натан Яковлевич вдруг почувствовал, что чудовищно устал.
— Пойду спать, а завтра с утра — в больницу.
Зазвонил телефон. Ройтман поднял трубку.
— Натан Яковлевич, — услышал он голос Пирожкова.
— Да.
— Вы помните уговор?
— Конечно, просто я решил… подумал, что завтра с утра…
— Правильно подумали, ему сейчас не до вас. — Пирожков хохотнул и повесил трубку.
— Отключи телефон, после того как поговоришь с Марьяной, — устало попросил Ройтман и направился в спальню. Не откладывая дела в долгий ящик, он позвонил Варганову и в нескольких кратких, но не допускающих возражений фразах отказался от ведения дела.
7
Ночью Гордеева разбудил звон разбившегося стекла. Он открыл глаза и прислушался. Ночную тишину нарушало только ровное дыхание Алены.
Конечно, еще вчера он не мог и представить, что вдруг, ни с того ни с сего, она, его старая подруга, приедет из Питера, но это был свершившийся факт, и отмахнуться от него не представлялось возможным. Вернувшись домой, он обнаружил на лестничной клетке Алену.
Теперь она спала, прижавшись к груди Гордеева, и, видимо, чувствовала себя в полной безопасности. Из кухни доносились странные шуршащие звуки. Гордееву не хотелось покидать теплую постель, но он пересилил себя и осторожно, чтобы не разбудить Алену, выскользнул из-под одеяла. Из коридора тянуло свежим воздухом. Гордеев не стал одеваться. Он нацепил шлепанцы и прошел на кухню.