В о с т р я к о в. Председатель!
Вера опять стучит карандашом о графин.
Н и к о л а й. Виноват. (Помолчав.) Стал я крепко задумываться: что же я за человек, верно ли я работаю и как мне работать завтра, потому что человеку обязательно надо видеть свой завтрашний день. Стало быть, ничего я про себя понять не смогу, пока не пойму главного - каким должен быть труд рабочего при коммунизме?
К а с а т к и н. Ну и как - понял?
Н и к о л а й. Понял, что с развитием техники перед рабочим есть только два пути. На одном пути рабочий становится рабом машины; он не может ее ни любить, ни понимать, он ей служит. От него не требуется ни ума, ни таланта, ни уменья, он продает свое время, свою силу, свои нервы на вес. Теперь скажите мне - может быть человек счастлив при такой жизни? Я говорю: нет, не может. При коммунизме всякий труд должен быть радостью. Значит, наш путь другой. Конвейер! А кто сказал, что конвейер вечен? Придут на смену конвейеру автоматические поточные линии, они освободят человека от однообразного, нетворческого труда - и труд рабочего станет равным труду художника и ученого. Рабочий будет властвовать над машиной, но для этого он должен быть человеком образованным и мастером на все руки. И если мы хотим, чтобы средний рабочий этого достиг, его надо не натаскивать как медведя, а учить и воспитывать. Это я-то презираю рядового рабочего? И как у тебя язык повернулся мне такое сказать? Это ты все думаешь, как над ним возвыситься, а я хочу, чтоб ему было так же интересно жить и так же интересно работать, как интересно жить и работать мне. И если я стремлюсь стать передовым рабочим сегодня, так это для того, чтобы иметь право войти, как рядовой, в проходную завода при коммунизме.
П л о т о в щ и к о в. Молодец!
В о с т р я к о в. Слова хороши. Каковы-то дела?
Н и к о л а й. А вот мои дела: с тех пор как я стал работать один - даю продукции в полтора раза больше. Весной оканчиваю институт и остаюсь у станка. Через три месяца будет первый выпуск моей экспериментальной группы, сдадут испытания двенадцать человек. И каждый из них сможет делать все, что делал до сих пор я.
К а с а т к и н. Вот видите - и тут кустарщина! Официально заявляю, что эта группа создана помимо меня, и я ее рассматриваю как подпольную.
Смех. В двери стучат.
Ф и л а т о в а. Николай Иванович, не смеши людей. Партийное бюро в курсе работы группы. (Громовой). Ася, с кем ты там шушукаешься?
Г р о м о в а (приоткрыв дверь, вполголоса переговаривается через щель). Сейчас, сейчас, (Филатовой.) Татьяна Семеновна, семь ровно. Народу набежало - яблоку упасть негде.
Ф и л а т о в а. Скажи, чтоб давали звонки. Вера! Товарищи! Время.
В е р а. Вячеслав Алексеевич?
Ч а с т у х и н. Я в сложном положении, товарищи. Николай Леонтьев мой ученик. Дальше - уже несколько месяцев я являюсь ближайшим помощником Николая Прокофьевича по руководству экспериментальной группой. Наконец, я сам стал его учеником, правда, тринадцатым и самым неспособным, но таким же убежденным, как остальные двенадцать. Не удивительно, что я полностью разделяю взгляды Николая Прокофьевича и, сознаюсь вам, намерен развивать весьма близкие взгляды в своем сегодняшнем докладе.
Звонки.
П л о т о в щ и к о в. Даю справку: партийный комитет утвердил тезисы товарища Частухина.
В е р а. Пожалуйста, товарищ полковник.
С т р а ж е в с к и й. Я с большим интересом слежу за разгоревшейся дискуссией. Но разрешите вернуть вас на землю. Комиссия создана для того, чтоб решить один конкретный вопрос, и ей надлежит принять то или иное решение.
П л о т о в щ и к о в. Полковник прав. У меня есть несколько вопросов. Можно?
В е р а. Пожалуйста.
П л о т о в щ и к о в. Вопрос к Леонтьеву. Где, когда и сколько раз ставится личное клеймо на готовой продукции?
Н и к о л а й. После шлифовки. Только на нерабочей поверхности и только один раз.
П л о т о в щ и к о в. В таком случае, чем объяснить, что на возвращенной заказчиком детали клеймо поставлено дважды? (Вынул из кармана лупу). Желающие могут убедиться.
Н и к о л а й. Не понимаю.
П л о т о в щ и к о в. Вопрос к Филатовой. Установлена дата изготовления бракованной детали?
Ф и л а т о в а. Двадцать пятого сентября.
П л о т о в щ и к о в. Что за день?
Н и н а П а в л о в н а. Понедельник. Вы заболели в воскресенье двадцать четвертого.
П л о т о в щ и к о в. Тяжелый день. Теперь я хотел бы задать вопрос товарищу Венцовой.
В е н ц о в а (поражена). Мне?
П л о т о в щ и к о в. Так точно. Я не случайно просил вас остаться. В журнале "Юный техник" от пятого октября помещено фото, изображающее знатного токаря товарища Вострякова в момент, когда он ставит личное клеймо на изготовленной им детали. Ваша работа?
В е н ц о в а. Да.
П л о т о в щ и к о в. Не помните, когда сделан снимок?
В е н ц о в а. Боюсь ошибиться. Вероятно, между двадцать пятым и тридцатым сентября.
П л о т о в щ и к о в. Скажите, товарищ Венцова, вы знали, что у Вострякова не было своего личного клейма и что в эти дни Востряков и Леонтьев уже не работали вместе?
В е н ц о в а. Знала. Я не придавала этому большого значения. Мне было известно, что Востряков должен был получить клеймо в самое ближайшее время. Я сама взяла клеймо у Леонтьева...
П л о т о в щ и к о в. Зачем же надо было устраивать такую спешку? Разве нельзя было подождать, пока Вострякову будет присвоено личное клеймо?
В е н ц о в а (мнется). Это верно... но...
П л о т о в щ и к о в. Я вам скажу, почему вы спешили. Потому что Востряков должен был со дня на день уйти с завода. И вы об этом знали. Последний вопрос. Не помните, как выглядела деталь, которую вы снимали?
В е н ц о в а. Нет. Как это можно помнить?
П л о т о в щ и к о в. Взгляните. (Пододвигает поднос с деталью и перебрасывает ей журнал.) Узнаете?
В дверь стучат. Громова со счастливым лицом бежит к
двери.
Ф и л а т о в а. Ася, скажи, чтоб давали последний звонок.
В е н ц о в а (упавшим голосом). Теперь я вспоминаю... Я снимала дубль и заставила Вострякова еще раз приложить клеймо. Это ваша деталь, Анатолий Акимович.
Н и н а П а в л о в н а. У нас на волейбольной площадке в таких случаях обычно кричат: "Автора!"
В о с т р я к о в (встал, голос его дрожит). Товарищи! Я совсем забыл об этом случае. Прошу мне верить, что я без всякого умысла...
Ф и л а т о в а. Товарищ Востряков, будь покоен, мы во всем объективно разберемся, только не сейчас. Мы не можем больше задерживать собрание.
Звонки.
В е р а. Решений никаких выносить не будем?
П л о т о в щ и к о в (протянул Николаю стальной стерженек). На, возьми. Береги.
Н и н а П а в л о в н а (бросилась к Николаю). Миколушка, голубчик!..
Счастливого Николая окружают Нина Павловна, Частухин,
Вера, Филатова, здесь же Прокофий Андреевич и
Людмила, которые уже давно, приоткрыв дверь завкома,
жадно слушали. В дверь ломятся. Сияющая Громова еле
сдерживает напор. Все двигаются к выходу.
Ф и л а т о в а. Товарищи, минутку. Как же быть? В деле Леонтьева теперь не хватает одной рекомендации.
П л о т о в щ и к о в. Если товарища Леонтьева устроит рекомендация члена партии с двадцатого года, Алексея Плотовщикова, то можешь открывать собрание.
Наконец под напором толпы дверь распахнулась. Кто-то
махнул платком - грянул "Марш новаторов", и под его
ликующие звуки Николай Леонтьев вышел навстречу
приветствующим его рабочим.
Конец
1950