войлочные туфли, в руках разобранный электрический
утюг.
К о в а к о (так зовут вошедшего). Гражданин Леонтьев, не так ли?
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Леонтьев, да.
К о в а к о. Уточняю: Леонтьев Прокофий Андреевич, шестидесяти трех лет, уроженец Московской области...
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Города Москвы. Рожден в столице. А позвольте узнать...
К о в а к о. Не торопитесь - сейчас вы все узнаете. (Присел к столу, надел пенсне и вынул из очень потертого портфеля тоненькую папку.) Садитесь, Леонтьев.
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Ничего, постою.
К о в а к о. Садитесь, садитесь...
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч (кротко). Да вы обо мне не тревожьтесь - я у себя в доме. Захочу - так ведь, пожалуй, и не спросившись сяду.
К о в а к о. Хм... Вот вы как разговариваете? Смело.
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Смелости большой не вижу, да ведь если подумать, то и бояться нам нечего.
К о в а к о. Вы знаете, кто я такой, Леонтьев?
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Н-нет, не признаю что-то.
К о в а к о. Я - инспектор Ковако.
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч (не понял). Виноват - чего?
К о в а к о. Общественный инспектор финансового отдела районного исполнительного комитета депутатов трудящихся Тихон Аполлинарьевич Ковако. Среди налоговых работников столицы мое скромное имя пользуется некоторой известностью.
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Не доводилось слышать. С чем пожаловали, гражданин инспектор?
К о в а к о. Слушайте меня, Леонтьев. Слушайте внимательно. Поговорим начистоту, как взрослые мужчины. Я располагаю неопровержимыми данными, что вы являетесь владельцем незарегистрированной электромеханической мастерской, производящей ремонт бытовых приборов с целью извлечения прибыли, и в силу этого подлежите налоговому обложению, уклонение от какового карается в соответствии со статьями шестидесятой и шестьдесят второй УК РСФСР. Выводы сделайте сами. (Пауза.) Ну-с? Что скажете?
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Скажу, что все это одна сплошная глупость.
К о в а к о. Но позвольте...
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Да нет уж, не позволю - я вас не перебивал. Сплошная, повторяю вам, глупость, не стоящая внимания. Только глупый и мог вам такое сказать, а ежели, допустим, вы умный человек, то вам тем более не следует повторять.
К о в а к о. Скажите, Леонтьев, вы знаете, что такое дедуктивный метод?
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Н-нет, не слыхал.
К о в а к о. Так я и думал. Что вы держите в руках?
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Как что? Утюг.
К о в а к о. Правильно. Утюг. Чей?
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Соседкин.
К о в а к о. Правильно. Подчеркиваю - соседкин. Зачем он у вас?
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Чиню.
К о в а к о (торжествуя). Вопросов больше не имею.
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Напрасно. А то спросили бы. Может, я денег не беру?
К о в а к о. Детские уловки, Леонтьев. Тихон Ковако - старая лисица. Вам не удастся замести следы.
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Позвольте, а почему вы со мной так нехорошо разговариваете?
К о в а к о. Изволите обижаться? Стара песня.
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Я не обижаюсь нисколько, гражданин инспектор, но желаю вам указать. Приходите в незнакомый дом, еще "здрасте" не сказали, вон даже калошки не потрудились снять, не полюбопытствовали, что за народ здесь проживает и чем он дышит, а сразу, что называется с порога, зачисляете человека в лагерь капитализма. Зачем вы обижаете?
К о в а к о. Что за вздор! Пожалуйста, не учите меня.
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Я, гражданин инспектор, вздора сам никогда не говорю и вам не советую. А учить вас - дело совсем не мое, на это есть над вами старшие, я вас не учу, а только разъясняю свою мысль. Мысль же моя состоит в том, что во всяком деле надлежит сперва разобраться и лишь потом действовать. Но не наоборот. Возьмите, к примеру, такой случай: вошли вы сюда не постучавшись, в отсутствие хозяев, трогаете руками разные предметы. Вот я, не разобравшись, возьму да и зашумлю: "держите его, люди добрые, вор ко мне в горницу забрался!" Ну, понятное дело, сбегается народ, кто пошустрее, норовит за ворот взять, волокут всем миром в отделение. Приятно вам это будет?
К о в а к о. Вы шутите, надеюсь?
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Не знаю. Пока еще сам не разберу шучу или нет. (Кричит.) Людмила!
К о в а к о (испуганно). Что вы хотите делать?
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Посоветоваться желаю с родной дочерью. (Вошедшей Людмиле). Вот послушай, Милка, что гражданин инспектор объясняет. Частники мы с тобой, оказывается. Владельцы. Буржуазия.
Л ю д м и л а (смеется). За что же такая немилость?
К о в а к о. Ваш почтенный папаша утрирует... Разъясняю: кустари в глазах закона...
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Не затрудняйте себя - у меня есть кого спросить. Людмила! Кустари - они кто? К чему принадлежат? Они буржуазия?
Л ю д м и л а. Мелкая, папа.
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. А хоть бы и мелкая. Не желаю. Я рабочий человек и ни с кем, кроме как со своим рабочим государством, никаких делов не имею: я на него работаю оно меня кормит. Во мне частного нисколько нет. Я, гражданин инспектор, сорок семь лет на одном заводе и лишь по причине острого суставного ревматизма до юбилея не дотянул. Без дела не сижу, слесарничаю, сирень развожу и в огороде копаюсь, но никакого извлечения прибыли я у себя не наблюдаю. Мне это ни к чему - я пенсию имею, и сын зарабатывает. Вот я какой человек, а вас я совершенно не знаю, может быть, вы еще и превышаете свои права, а потому покорнейше прошу предъявить свои бумаги.
К о в а к о (пожимая плечами). Ваше право.
Протянул удостоверение. Пока Прокофий Андреевич,
надев очки, изучает его, Людмила с интересом
рассматривает инспектора. Взгляд ее падает на ноги
Ковако.
Л ю д м и л а (всплеснула руками). Вот хорошо! Утром своими руками пол вымыла, а он мне все загваздал. Как же вам не стыдно? Почему вы калоши не сняли?
К о в а к о (смущенно). Я сниму.
Л ю д м и л а. Нет уж, сидите, а то еще хуже натопчете. Сейчас я вам газету подстелю. (Так и сделала.) Теперь сидите и без меня не смейте вставать.
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Мила! Поди сюда. Читай. Ну? Он и не инспектор вовсе, а пенсионер - такой же мусорный старикан, как я. Ведь это, выходит, он шарлатан какой-то, Дмитрий-Самозванец? (Ковако, строго.) Что вы за человек? Отвечайте.
К о в а к о (с большим достоинством). Вы хотите знать, что я за человек, Леонтьев? Вы это узнаете. Да, я пенсионер, Леонтьев, инвалид труда. Я начал свою трудовую деятельность сорок девять лет назад в скромной должности писца в управлении косвенных налогов. До Октября жизнь моя была бесцветной и бессмысленной, лишь революция пробудила мое сознание. Весь свой богатый опыт я отдал делу борьбы с эксплуататорскими классами. В годы нэпа мое имя гремело, достаточно напомнить дело нэпманов Маслюкова и Бурмана, дело корсетной мастерской Брие! Передо мной трепетали, любая попытка скрыть свои доходы разбивалась об мое искусство и мою неподкупность. В эпоху реконструкции я вновь нашел себя. В тридцать шестом году, если припомните, в газете "Финансовый работник" появилась статья "Тихон Ковако - гроза нарушителей финансовой дисциплины". В годы Отечественной войны я был инициатором движения по борьбе с разбазариванием промышленных отходов. Вскоре после Победы ослабление сердечной мышцы заставило меня выйти на пенсию, но во внимание к моим заслугам и опыту я и сейчас привлекаюсь, в общественном порядке, для расследования наиболее сложных дел. Вот с кем вы имеете дело, Леонтьев. (Встал.) Вам угодно было назвать меня Лжедмитрием... (Заметив движение Людмилы.) Помню, помню, я с газеты не сойду. Ценю юмор, но не расположен шутить. Я горжусь своей профессией, и в интересах истины я обличу вас, Леонтьев!