Грюше. Мужчину?
Руслен. Нет, письмо, большой конверт; похоже было на прошение, а вместо адреса написано: «К Ней». Я вскрыл его, разумеется, и прочел… объяснение в любви, написанное стихами, мой друг. Такое пылкое, все, что может излить страсть…
Грюше. И, конечно, без подписи. Никакого указания.
Руслен. Позвольте! Прежде всего надо было узнать, к кому относится этот бред, а так как сия особа была описана в стихах, ибо там говорилось о черных волосах, мое подозрение прежде всего пало на Арабеллу, нашу учительницу, тем более…
Грюше. Да ведь она блондинка.
Руслен. Что из того? В стихах иногда ради рифмы заменяют одно слово другим. Однако, вы понимаете… из деликатности… она все-таки англичанка… я не осмелился у нее спросить.
Грюше. А ваша жена?
Руслен. Она пожала плечами и сказала: «Брось ты этим заниматься».
Грюше. А при чем тут Жюльен?
Руслен. Вот мы и добрались до сути: прошу вас заметить, что вышеупомянутое стихотворение начиналось словами: «Лишь мелькнет твое платье средь дерев апельсинных». А у меня как раз два апельсинных дерева, по одному с каждой стороны забора, – других поблизости нет, – значит, объяснение в любви написано кому-то, кто живет здесь в доме. Кому? Очевидно, моей дочке, Луизе. Кем? Единственным человеком в городе, который сочиняет стихи, Жюльеном. Притом, если сличить почерк, каким написаны стихи, с почерком на бандероли получаемой нами ежедневной газеты, то легко увидеть, что писала та же рука.
Грюше (в сторону). Экой неловкий!
Руслен. Вот за кого вы хлопочете! Чего он хочет? Соблазнить мадмуазель Руслен?
Грюше. Что вы!
Руслен. Быть может, жениться на ней?
Грюше. Это, пожалуй, лучше.
Руслен. Я думаю! В наше время, честное слово, никого не уважают. Нахал! Разве я чего-нибудь прошу у него? Разве вмешиваюсь в его дела? Пусть его пишет свои статейки! Пусть возмущает против нас народ! Пусть превозносит подобных ему проходимцев! Нечего ему, жалкому писаке, бегать за богатыми наследницами.
Грюше. Есть и другие, не журналисты; они ухаживают за вашей дочерью ради ее денег.
Руслен. А? Гм…
Грюше. Ведь это же бросается в глаза. Живут люди в деревне, сами из экономии обрабатывают землю своих предков, к тому же очень скверно. Впрочем, земля плохая и обременена долгами. Восемь душ детей, из них пять дочек – одна горбунья, остальные всю неделю прячутся дома из-за отсутствия нарядов. Старший сын, вздумавший спекулировать лесом, спивается абсентом в Мостеганеме и частенько нуждается в деньгах. Младший сын, слава богу, пошел в священники: с последним вы знакомы, – он занимается вышиванием. Так что жизнь в замке невеселая, там сквозь дыры в потолке на голову льет дождь. Но это не мешает строить планы; время от времени, в счастливые денечки, всем семейством набиваются как сельди в бочке в разлаженный фамильный рыдван, которым правит сам папаша, и отправляются подкрепить силы превосходным обедом к добрейшему г-ну Руслену, осчастливленному таким знакомством.
Руслен. Ну, вы уж слишком далеко заходите: вы злобствуете.
Грюше. Суть в том, что я не понимаю, откуда такая почтительность к ним, разве только прежняя зависимость…
Руслен (горестно). Ни слова об этом, Грюше, ни слова, мой друг; это воспоминание так тягостно…
Грюше. Не бойтесь, ничего; они не станут болтать, и на то есть причина.
Руслен. В чем же дело?
Грюше. Да разве вы не видите, что эти люди нас презирают за то, что мы плебеи, выскочки! А вам они завидуют оттого, что вы богаты! Предложенная нам кандидатура, которой, я не сомневаюсь, вы обязаны хлопотам Бувиньи, – не думайте, он будет немало чваниться этим, – приманка, чтобы выудить приданое вашей дочери. А так как вас могут и не избрать…
Руслен. Не избрать?
Грюше. Разумеется! Она тем временем станет женой идиота, который будет краснеть за своего тестя.
Руслен. Нет! Я верю в их чувства!..
Грюше. Ну, а если я вам докажу, что они уже насмехаются над вами?
Руслен. Кто вам оказал?
Грюше. Фелиситэ, моя служанка. Слуги, как вы знаете, рассказывают друг другу, о чем говорят их господа.
Руслен. О чем же они говорят?
Грюше. Их кухарка слышала, как они таинственно разговаривали об этом браке; графиня выражала опасения, а граф ей ответил, имея в виду вас: «Ба, для него это слишком большая честь».
Руслен. Ах, вот как они меня почитают?
Грюше. Они считают, что дело почти на мази.
Руслен. Ну, нет, слава богу!
Грюше. Они даже настолько уверены, что Онэзим сейчас только держал себя с вашими дамами весьма самонадеянно.
Руслен. Скажите пожалуйста!
Грюше. Еще немного – и я подумал, что он перейдет с вашей дочерью на ты.
Пьер (объявляет). Граф де Бувиньи.
Грюше. Ага! Ну, я удаляюсь. Прощайте, Руслен. Не забудьте, о чем я говорил. (Проходит мимо Бувиньи, не снимая шляпы, потом показывает ему за спиной кулак.) Уж тебя-то я угощу по-свойски!
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Руслен, граф де Бувиньи.
Бувиньи (развязным тоном). Разговор, который я хотел иметь с вами, дорогой господин Руслен, касается…
Руслен (жестом приглашает его сесть). Граф…
Бувиньи (садится). Между нами, надеюсь, церемонии излишни. Итак, я являюсь, заранее почти уверенный в успехе, просить руки вашей дочери Луизы для моего сына, виконта Онэзима-Гаспара Оливье де Бувиньи. (Руслен молчит.) А? Что вы сказали?