Девушка рассказала, что живет здесь со своим отцом, который скоро должен вернуться домой.
Вскоре явился сам хозяин, и дочь сказала ему, что дала приют двум беженцам. «Они пробираются к фазенде капитана Кустодио».
Отец ничего не ответил ей, но, проводив мать и сына на ночлег в амбар, сказал:
— Моя дочь немного помешалась. С того дня, как Апарисио явился в фазенду кума Соареса, она только и говорит об этом проклятом бандите. Да, такая уж судьба сертанца: то засуха, то кангасейро или солдаты. — И ушел, оставив их в амбаре, где они укрылись от ночного холода. Старуха не обмолвилась ни словом о рассказе девушки, и Бентиньо обратился к ней:
— Мать, ты слышала, что говорила эта девушка? Она заметила сходство между мной и Апарисио… — Бентиньо не успел закончить фразу, как вновь появилась девушка. Она принесла лампу, соломенные подстилки, простыни и сейчас же снова заговорила об Апарисио:
— Кангасейро оставались до рассвета. Покойник лежал посреди комнаты в луже крови. Дона Синья, жена майора, приказала музыканту прекратить игру и обратилась к Апарисио: «Капитан Апарисио, у вас есть мать, она жива?» Кангасейро взглянул на нее и ответил: «Да, сеньора, слава богу, жива». «Тогда из любви к вашей матери позвольте людям унести отсюда этого христианина, он лежит, как собака, без свечей, которые осветили бы ему путь в иной мир».
Она хотела упасть к ногам Апарисио, но кангасейро не допустил этого. Он не произнес больше ни слова, никого не замечал. В патио было уже светло. В доме майора все плакали. Я видела кангасейро — их было больше десяти и во главе — Апарисио. Сеньора, можете мне поверить, это очень красивый человек. У него огромные глаза и черные волосы. Он сильный, высокий. А лицо — лицо вашего сына. Красивый, такого красавца, сеньора, я никогда не видела за всю свою жизнь. Я танцевала с ним и не боялась. А чего бояться? Кангасейро не звери. Апарисио — красивый мужчина, сеньора, и держал себя, как белый. На его молодцов я и не посмотрела…
Из дома донесся крик:
— Эстер, иди домой!
— Это мой отец. Он сердится, когда я вспоминаю об Апарисио, ему не по душе мои разговоры.
Девушка ушла, а мать и сын долго молчали. Первой заговорила на этот раз мать, в ее словах звучала тоска:
— И здесь то же самое. Повсюду Апарисио, как будто сам дьявол гонит его по свету. Если он не убивает, то калечит людей. На все воля божья. Домисио был другим человеком, и я надеялась, что он не загубит свою душу. Но что значит воля матери? От своей судьбы не уйдешь. Вот все, что я скажу тебе, не хочу гневить бога. Но я всегда чувствовала, что Апарисио появился на свет в наказание за грехи его деда. Твой отец был далек от всего. Он был как придорожный камень — куда упал, там и лежит. Но я знала, Бентиньо, знала, что на плечи ребенка, которого я носила под сердцем, ляжет проклятье семьи. В ночи смертельной муки, чувствуя боли в чреве, я не обманывалась, я знала, что это предзнаменование беды. Я не скажу больше ничего, ничего…
Бентиньо слушал мать. Вдруг из дома донесся крик: отец бранил дочь, и она плакала.
— Это тоже из-за Апарисио, — сказала синья Жозефина, — все зло идет от Апарисио.
На следующий день они поднялись чуть свет. Небо было обложено, с севера надвигались дождевые тучи, дул холодный ветер. Старик предложил выпить кофе, девушка к столу не вышла. Сам он сидел у двери дома и не проронил ни слова.
Путники торопились. Дорога на Рокейру шла вдоль берега Мошото, вдали вырисовывалась гора, на которую им предстояло подняться. Поблагодарив хозяина за все, они ушли, так и не решившись спросить о его дочери. Уже в пути, в густой чаще оитисики, они увидели, что кто-то догоняет их. Это оказалась девушка; ноги у нее были грязные, волосы растрепаны.
— Не пугайтесь, не кричите, — молила она. — Мой отец запретил мне говорить с вами. Ему повсюду чудятся люди Апарисио. Но я хотела только еще раз взглянуть на лицо вашего сына. Сеньора, он вылитый Апарисио. — Черные глаза безумной сверкали, выделяясь на бледном лице, так не похожем на обожженные солнцем лица сертанок. Вид ее испугал их. Но синья Жозефина, овладев собой, спокойно сказала: