— Синья Доната, нужно подождать, это пройдет, — успокаивал негритянку Бенто.
— Сынок, я боюсь, что старик сегодня скончается…
— Ничего, синья Доната, вы же знаете, что у него эти приступы проходят, — утешал Бенто старуху, а в душе был уверен, что старик действительно умирает. Опухшая нога потеряла чувствительность. Негритянка наломала веток мастикового дерева, чтобы расстелить их в гамаке. Деоклесио отозвал Бенто и сказал:
— И все же мы не можем оставаться здесь. Старик помрет, и тогда придется задержаться здесь еще на пару дней. А солдаты ни с чем не посчитаются.
Кто-то постучал у калитки. Это был негр Фелипе. Он весь дрожал. По каатинге прошел какой-то вооруженный отряд. Но это не были солдаты и не отряд Апарисио. По словам Фелипе, это был отряд негра Сабино. Он напал на караван перевозчиков спирта.
— Боюсь, как бы они не налетели на сеньора Лейтана, лавочника, — опасался Фелипе.
Деоклесио отозвал Бенто.
— Парень, несчастный этот сертан. То солдаты, то кангасейро, а бедняга сертанец должен все это выносить.
Деоклесио снял гамак и стал связывать свой узелок. Увидев эти приготовления, негр Фелипе спросил Бенто:
— Значит, собираешься уходить, сынок?
— Да, сеу Фелипе, ухожу…
— Подумать только, капитан умрет, и кто тогда позаботится о Рокейре? Сеу Жука Наполеон хотел бы купить эту фазенду, но от старика в таком состоянии ничего не добьешься. Я не останусь в этом несчастном месте. Но мне жаль, ведь я здесь родился и вырос. — Опустив голову, он добавил:
— Эта чертова земля привязывает к себе человека, и тяжело уходить отсюда. Так-то!
Надвигалась ночь. В водоеме, нарушая мертвую тишину вечера, заквакали лягушки. Бенто огляделся вокруг. Эту землю он больше никогда не увидит. И опять явственно предстал перед его глазами образ безумной Жозефины. Он видел мать совсем близко, в двух шагах. Она была растрепанной, в глазах горела злоба. Бенто вспомнил, как она бродила по дорогам, проклиная все и всех. И это была его мать — раньше такая сердечная и сильная в горе. Она потеряла разум. Ненавидела свое чрево, родившее чудовище. Бедняжка не вынесла, согнулась под непосильной тяжестью вины поколений Виейра.
— Сеу Деоклесио, — обратился он к певцу, — мне стыдно сознаться вам, но мне страшно.
— Страшно чего, парень?
— Не знаю.
Он снова остановился, чтобы взглянуть на Рокейру, окутанную сумраком надвигавшейся ночи.
— Люди скажут: покинули умирающего капитана и даже не подождали, чтобы вложить ему свечу в руки.
И опять на ум пришел его крестный отец Амансио: так же он поступил и с ним. Его послали за священником в приход Глориа, а он оставил умирающего без последнего напутствия, ушел к семье. А теперь вот оставляет капитана.
— Ну что ж, парень, умереть — дело нетрудное, вот жить чертовски трудно, — говорил Деоклесио. — А этот помешанный старик давно уже мертв, а если останемся и нагрянут солдаты, что тогда? Ведь ты сам слышал от Фелипе, что появились парни Сабино? Значит, и солдаты скоро будут здесь, набросятся на Рокейру, и никого уже не останется, чтобы рассказать эту страшную историю. Таков уж этот сертан.
Не успели они дойти до поворота дороги, как услышали доносящийся издалека шум голосов. Деоклесио остановился и потянул Бенто за рукав.
— Ложись.
Они подползли к умбу и прилегли на сухие листья; тотчас же показалось человек десять вооруженных. Притаившись, они слышали стук альпаргат о камни. Когда они прошли, Деоклесио прошептал Бенто на ухо:
— Это — солдаты. Нужно уходить в каатингу. Нам повезло, вовремя ушли, парень.
И они поползли меж кустов, темная ночь укрыла их, на небе еле мерцали звезды. Деоклесио давал шепотом указания:
— Спустись вниз за девушкой, как условились. Пойдем в направлении Флоресты, придется идти весь остаток ночи…
— Сеу Деоклесио, деньги я зашил в подкладку штанов.
— Обвенчайся, а потом уже будет видно, что делать. Черт, только бы девушка не струсила.
Они остановились вблизи лавки Лейтана. Залаяла собака. В ночной тишине слышно было малейшее движение тварей, шуршавших в сухих листьях под деревом. Потом раздались выстрелы.
— Слышишь? Это солдаты. Ручаюсь, это стреляют там, наверху, у старика.
Стрельба продолжалась, и Деоклесио, прислушавшись, усомнился:
— Парень, а стреляют-то как будто не на горе, нет. Верно, стычка с молодцами Сабино.
И опять все смолкло в ночи. Вскоре из-за густой чащи деревьев выплыла большая красная луна и стала медленно подниматься.