И вот прошло всего несколько дней, и Домисио совсем изменился.
Бентиньо отвлекал его от матери. Но, когда ему все же случалось оставаться с ней наедине, он робел, терял уверенность. Взгляд старой матери ранил его в самое сердце, глубже пуль солдат.
Братья уходили на ближайшую лесную полянку, за намбу.
И вот однажды во время прогулки Домисио заговорил о своей жизни в кангасо:
— Знаешь, Бентиньо, я сам не понимаю, как попал в кангасо. Я был в лагере Педра-Бонита, и святой повел меня за собой. Потом я видел зверства солдат, расправлявшихся с людьми… Помнишь, как накануне ты прибежал из Ассу, чтобы предупредить, что в Педра-Бонита идут солдаты. Говоря откровенно, я не поверил тогда тебе. Но они действительно пришли и начали стрелять, никого не щадя. Я находился далеко от шалаша нашей матери. Отца мы похоронили за неделю до этого. И скажу тебе, когда внезапно в Педра-Бонита появился Апарисио, я сказал себе: «Апарисио — в сговоре с дьяволом, и если он и святой пойдут вместе, то сильнее их никого не будет на свете».
И они встретились, но ты сам видел, что из этого вышло. Я бежал тогда с Апарисио. В первые дни я шел по зарослям каатинги, как помешанный. У Апарисио, братишка, нечеловеческие силы. Больше недели вел он своих молодцов. Лишь изредка люди выходили на опушку, на ходу высасывали несколько плодов умбу и опять углублялись в непроходимую каатингу. Альпаргаты на ногах у людей износились, а мы все продолжали идти. Шли, не останавливаясь, две недели. Однажды Апарисио отвел меня в сторону, подальше от спавших ребят, и сказал:
— Домисио, теперь ты кангасейро. Когда мы придем в Авелос, я дам тебе обрез, он принадлежал парню по прозвищу Зеленая Кобра. Его пристреливал один из моих самых храбрых ребят.
Слушая Апарисио, я весь дрожал. Мне безумно хотелось вырваться и уйти бродить по миру со своей гитарой, со своими песнями. Обрез был мне не по душе. Апарисио я ничего не ответил, но в голове у меня созрел план… На первом привале я свалился, как мертвый. Но я видел, как спал Апарисио. Он всегда был начеку. Стоило проскользнуть ящерице, как он открывал глаза и взводил курок. И во сне он не выпускал оружия, всегда готовый отразить нападение. Бентиньо, я убедился, что брат не такой человек, как мы. Нас родила одна мать, это верно. Но он сын Бентона, настоящий Виейра, а это совсем особые люди, Бентиньо.
Две недели продолжался этот мучительный бег. И вот однажды ночью мы остановились в каком-то гроте. Вдали мерцал слабый огонек. Ночь была темная, ни зги не видно. Я подошел к Апарисио, и он тихо сказал мне:
— Это дом Педро Фермина из Авелоса. Он доставляет нам оружие.
Люди расположились на отдых под имбураной, а мы с Апарисио вошли в дом. Мужчина разжигал огонь, его жена готовила мясо к ужину.
— Капитан, — обратился хозяин к Апарисио, — я так и рассчитывал, что вы сегодня будете здесь. Сюда заходил гуртовщик Морено и сказал: «Капитан ушел в каатингу около двух недель назад». Я тотчас же связался с Нена Силвино и оповестил его обо всем Вот уже три дня, как груз прибыл. Оружие послал полковник Жука Силвино, из Флореса, а доставил его сюда Беневенуто — тот, что торгует корзинами на ярмарке в Жатоба.
В углу комнаты стоял кожаный мешок с боевыми патронами. Апарисио распорядился ими, потом отозвал хозяина в сторонку.
— Я слышал, что метис Жозуе из Такарату арестован.
— Да, капитан, он убил человека.
— Ну, так вот, договорись с Жука Тринидаде, и чтоб Жозуе был на свободе!
Потом нас накормили бататом с вяленым мясом. Парни тихо переговаривались у дома, а Апарисио улегся в каморке в гамак и вскоре уснул. Я всю ночь не мог сомкнуть глаз. Наутро Апарисио вызвал меня и сказал:
— Это — обрез Зеленой Кобры, он погиб во время схватки с солдатами Параибы. Я знаю, братишка, что у тебя душа не лежит к кангасо, но ты брат Апарисио Виейра, и солдаты не оставят тебя в покое. Теперь тебе придется всю жизнь не разлучаться с обрезом. Этот паренек, по прозвищу Зеленая Кобра, ушел из семьи, когда ему было лет пятнадцать. Солдаты убили его отца во время раздела земли. Паренек был волчьей породы. Он умолял меня взять его в кангасо, а был еще безусым мальчишкой с нежным, как у девушки, лицом, и кум Висенте отослал его домой, к подолу матери: «Будешь потом плакать, малыш!» Но он не уходил, и никакими силами нельзя было оторвать его от меня. Он все твердил: «Я должен отомстить за отца. Никуда не уйду от вас, мать сама послала меня к вам». Я пожалел мальчонку и согласился оставить его в кашеварах, пусть готовит фежоан[10] для ребят. Так он и остался. В мальчишку не иначе, как сам дьявол вселился. Он вскоре показал себя во время нападения на фазенду старого Зуза Пейшото. Этот Зуза вел себя нечестно со мной. Я целых два года собирался посчитаться с этой собакой. И вот наконец однажды дождливым вечером мы неожиданно налетели на его фазенду и рассчитались с ним сполна. Там я понял настоящую природу мальчишки. Звереныш обагрил кровью свой кинжал, вонзив его в тело одного из парней Зузы, и совсем озверел. Казалось, что он режет курицу. Сумасшедший мальчишка. Я даже отвернулся, чтобы не видеть лица парня в предсмертной агонии. Вот тогда-то кум Висенте и назвал его Зеленой Коброй, а я дал ему этот обрез. Он не разлучался с ним в течение двух лет, и не было такой стычки, в которой он бы не уложил одного или двух. Ты, наверно, слышал о налете на Тейшеру? Дело началось так: мы встретили какого-то спешившего в Сеара гуртовщика. Увидев Зеленую Кобру, он спросил: