— Старуха ждет нас. Упаси бог, если она узнает о нашей жизни.
— Она все знает, Домисио. Мать считает Апарисио сыном дьявола!
VII
Синья Жозефина знала, что своими заботами вернула сына к жизни, и не могла нарадоваться на него. Домисио совершил чудо и заставил вновь расцвести ее душу.
Так шли дни за днями, и вот однажды в дверь опять постучался капитан Кустодио.
— Сеньора Жозефина, — обратился он к старухе, — прежде всего я должен поздравить вас с выздоровлением сына. Парень прямо воскрес. Вот что значит забота матери! Но меня привело сюда поручение вашего сына Апарисио братьям. Ко мне заходил гуртовщик Морено, и от него я узнал о приказе вашим сыновьям. — Но, так как ни Домисио, ни Бентиньо не было дома, он все рассказал матери.
— Я полагаю, сеньора Жозефина может сообщить сыновьям, что капитан Апарисио ушел через Серрас дас Руссас в Сеара, там объявился новый чудотворец. Апарисио хочет, чтобы Домисио вернулся в отряд — гуртовщик говорил о двух месяцах — к посту.
Передав поручение, капитан опять заговорил о своих горестях:
— Сеньора Жозефина, правительство нашего штата своей политикой только подливает масла в огонь. Ходят слухи, что кто-то из «больших» людей готовится сбросить это правительство. Но для Касуса Леутерио это не имеет никакого значения. Он будет командовать этим «большим» человеком, как командует другими. Мой дорогой мальчик в могиле, рядом с матерью, а я здесь рассказываю истории. Морено говорил мне о Зеленой Кобре из отряда вашего сына Апарисио. Шестнадцатилетний мальчишка взялся за оружие, чтобы отомстить за отца. И действительно отомстил. А я, Кустодио дос Сантос, владелец фазенды Рокейра, — просто старая кляча.
Синья Жозефина перевела разговор на другое. Она хотела подробнее расспросить о новом чудотворце:
— Это не тот ли, что был в Педра-Бонита, капитан?
— Дорогая сеньора, по правде, я и сам толком ничего не знаю. Слышал только, что паломники стекаются к чудотворцу в Сеара. Говорят, что он не ест, не пьет, подымает калек и что его молитвы имеют большую силу. У меня работают два метиса из Вила-Бела, они называют себя Терто и Жермано, парни уже сообщили мне о своем уходе в Сеара. Жермано все молчит, даже «здравствуйте» не скажет, солдаты убили его отца за то, что он дал приют вашему сыну Апарисио. Эти парни мне очень помогают по хозяйству, и я огорчен, что они покидают меня. Уходят в Сеара, к святому. Но такова уж жизнь в нашем сертане, синья Жозефина: терпим произвол правительства, молимся со святыми и мстим с кангасейро. Но я уже рассказывал вам: сын мой в могиле, с матерью, там у вершины горы. Убийцам моего мальчика покровительствует Касуса Леутерио. А я только говорю об этом. Но настанет день, и господь вспомнит о моем несчастье, явится человек, который смоет позор с моего лица, раз у меня самого не хватает на это сил.
Синья Жозефина почти не слышала слов капитана. Из головы не выходил наказ Апарисио. Она хорошо знала, что Домисио скоро должен вернуться в каатингу, и эта мысль не давала ей покоя. Попрощавшись, капитан ушел, и она осталась одна. Солнце садилось за горами. Вечер был тихий — деревья не шелохнутся, слышалось только пение птиц. Синья Жозефина взяла мотыгу и вышла в огород. Но она лишь делала вид, что работает, ее не покидала мысль о скорой разлуке с сыном. Он был опять здоров и казался ей прежним Домисио из Аратикума. Однажды в лунную и звездную ночь она даже слышала, как он пел свои песни. Она вслушивалась в его голос… Нет, это был голос не убийцы, не грабителя. Его пение радовало сердце матери. Он стал здоровым, сильным, и этого добилась она.
Согнувшись, старуха рыхлила землю. Коентро, лимонная трава, мальва, выхоженные ее руками, были такие же, как в Аратикуме. Гвоздика вечером распускалась, и теплый ветерок разносил ее благоухание. Но сердце старой матери снова сжалось — в дом возвращался Апарисио. Она оставила работу, села на табурет перед домом и осмотрелась. Пташки торопились в свои гнезда, печально стонала, точно безутешная мать, так, что брало за душу, горлинка, свившая свое гнездо на крыше хижины. И старой Жозефине казалось, что птица мучается, как и она. В дом вернулся Апарисио! Это — кара господня!
Вдали промелькнули два силуэта — это приближались к дому ее сыновья. Она им все расскажет. Не возьмет греха на душу, ничего не утаит, даже ради Домисио. Такова воля господня, и да свершится она! А если промолчать? Если скрыть от сыновей приказ Апарисио? Нет. Она никогда еще не осквернила своих уст неправдой. Если Домисио погибнет, значит, такова воля всевышнего. И, как только сыновья переступили порог дома, старуха поднялась с табурета и сказала: