— Бог на небесах и мой святой великомученик Себастьян привели тебя ко мне.
Затем, прокладывая себе путь среди припадавших к его ногам странников, он направился к кангасейро, высоко подняв голову с развевающейся по ветру бородой. Апарисио, увидев святого возле себя, опустился на колени. Ружье выскользнуло из его рук, когда тот коснулся своими высохшими пальцами головы кангасейро Можно было услышать малейший шорох в тишине как бы застывшего мира. Мрачно, загробным голосом святой вознес свою мольбу к небу. Литания опять понеслась по всему лагерю. Многие кангасейро плакали, Апарисио с трудом сдерживал себя, он казался затравленным зверем в берлоге, которую окружила свора псов. Но вот он поднялся и, держа ружье в левой руке, посмотрел святому прямо в лицо. Потом взялся правой, унизанной кольцами рукой за рукоятку кинжала и во весь голос крикнул:
— Люди, я не боюсь!
II
Фазенда Рокейра расположена на берегу реки Мошото на склоне горы Камбембе. Это владение капитана Кустодио дос Сантос, происходящего из семьи потомственных поселенцев, некогда бежавших сюда от засух. Здесь земля щедрая, податливая.
Владелец Рокейры встретил старуху с сыном в своей фазенде как равных. Тотчас отвел им участок, обнесенный каменной оградой, с глиняной хижиной под черепичной крышей и небольшим амбаром рядом. Жозефина нашла здесь все, как будто была у себя в Аратикуме. Не хватало только домашнего скарба, но для двоих утвари здесь было вполне достаточно. И, когда на следующий день у хижины появился капитан Кустодио, она поняла, что ее не забудут. Старик сам привязал коня к жуазейро и подошел поговорить. Вначале он пытался скрыть свои намерения, но потом стал откровеннее.
— Сеньора дона Жозефина, ваш сын Апарисио выбрал для вас этот дом. Если появится ваш сын, вы затаитесь здесь, у самой вершины горы, и никому в голову не придет, что Апарисио Виейра отсиживается в этих четырех стенах, набираясь сил для борьбы против правительства. И упаси бог, чтобы кто-нибудь проведал об этом! Мне нравится Апарисио, я знаю, он делает именно то, что должен делать каждый настоящий сертанец. Это наши правители — насильники, сеньора Жозефина, это они виновны во всем, что происходит. Я живу так уединенно потому, что знать не хочу ничего. С того дня, как по приказу мерзавца Касуса Леутерио на ярмарке в Жатоба́ убили моего сына Луиза Фелипе, я ни разу не выезжал отсюда, здесь и помру. Мои люди говорят: «Тело Кустодио дос Сантоса поглотит земля Камбембе». Это правда, меня не повезут в Таракату, я не желаю, чтобы хотя бы один из этих мерзавцев увидел мое лицо, даже после того как умру.
Синья Жозефина молча слушала рассказ капитана. Улучив минуту, когда он дружески обратился к Бентиньо, занятому чем-то внизу в гроте, она рассмотрела Кустодио: он был уже в летах, но вовсе не казался немощным. Голубоглазый, седые волосы расчесаны на прямой пробор, бородка аккуратно подстрижена. Одет он был в полотняный костюм в полоску, на ногах — сапоги до колен, из левого голенища торчала костяная рукоятка кинжала. Жозефина рассказала о тяжком пути и не находила слов, чтобы отблагодарить хозяина за оказанное внимание:
— Мой сын Апарисио сумеет, капитан, отплатить сторицей за все, что вы для нас сделали. Теперь о семье будет заботиться мой младший сын Бентиньо. Правда, он еще молод, но он разумный, тихий, характер у него хороший. Капитан может рассчитывать на него, он выполнит любую работу. Только бы всевышний уберег хотя бы этого моего сына от кангасо.
— Сеньора дона Жозефина, я знаю, отчего вы так страдаете, я хорошо понимаю, что значит быть матерью кангасейро. Сам испытал горечь потери родного сына. Я видел, как принесли моего мальчика в гамаке — на нем не было живого места от ударов кинжалом, видел, как моя дорогая жена, несчастная Мосинья, обнимала брошенное у нашего дома тело сына. Мне стоило тогда больших усилий овладеть собой. Вот этими руками я копал могилу для бедняжки, сам вырыл яму, сам засыпал ее землей. Она там, в углу за оградой. А ведь это был мой сын, все, что оставалось у меня после страшного восемьдесят четвертого года. Мой сын был молодец, мастер на все руки. Эту землицу в горах он обрабатывал, как легендарные великаны, некогда поднимавшие целину. За скотиной ходил, точно отец за своим ребенком. Могу уверить вас, сеньора, он никогда ничем не огорчил меня, если не говорить о его смерти. Моего сына убили на ярмарке в Жатоба… Это Касуса Леутерио подстроил… Мерзавец хозяйничает во всем нашем несчастном сертане. Партии приходят и уходят, а этот мерзавец остается. Луиз Фелипе поехал в Жатоба, хотел посмотреть, как там обстоит с рападурой[6], и один из бандитов Касуса Леутерио оскорбил его. Сын взялся за оружие, и бандит поплатился за обиду. От удара в левый бок негодяй свалился в пыль. Тогда солдаты набросились на моего мальчика. Сержант Донато выстрелил из карабина, а остальные кинулись на него, как на бешеную собаку. Потом, я знаю, ни одного солдата не осталось на месте, чтоб хотя бы рассказать, как все произошло. Убили моего мальчика, живого места не оставили на теле и подбросили в энженьоку[7] с наказом от Касуса Леутерио: «Передайте капитану Кустодио, что эта жарарака[8] не ужалит больше никогда прирученного быка». Это сын-то мой был ядовитой змеей, дона Жозефина! Нет, он был даже слишком безобидным работягой! Вот как все это произошло… Что я мог сделать? Не стало сына, но остался позор. А Касуса Леутерио по-прежнему преспокойно наживается, командует на выборах, в суде, в то время как ваш покорный слуга продолжает варить рападуру и разводить скот. Жил у меня один негр, он все время искушал меня: