– Вас я возьму. Остальные могут быть свободны.
Коровкин выбрал тех пенсионеров, которые выглядели, по его мнению, приличнее остальных. Одним из этих пенсионеров был Никита Иванович Глумов – артемьевский пьяница, который выглядел более-менее свежо потому, что уже три дня не пил, так как жена забрала у нег всю пенсию, а точнее – то, что осталось от пенсии, пока он спал пьяным сном, видя во сне казино и полуголых девиц.
Так как супруга изымала пенсию у Никиты Ивановича регулярно, ему нужна была работа, чтобы оставались хоть какие-то деньги на пропой. Устроившись на работу в музей, он полагал не только решить финансовый вопрос, но и приобщиться к культуре. К тому же, он часто страдал бессонницей, а алкоголь очень часто помогал ему заснуть. Так что, работа сторожем была как раз для него. К тому же, от дома до музея можно было дойти пешком минут за десять.
Устроившись на работу, Никита Иванович понял, что вытянул свой счастливый билет, который он уже не вытягивал много-много лет. Найти работу в Артемьевске в его возрасте было чем-то из раздела фантастики.
Первый месяц работы Глумов приходил на работу, будучи кристально трезвым, в сером костюме со значком на груди «Слава КПСС!»
Значок закрывал дырку, прожженную папиросой.
Через две недели работы Никита Иванович уже знал наперечет все экспонаты музея: археологические находки, относящиеся к разным эпохам России, выставленные на первом этаже и египетские экспонаты, выставленные на втором этаже. На первом этаже экспонатов было больше, но Глумова почему-то привлекал второй этаж. Кроме черепков, домашней утвари, украшений, статуэток и каноп, в конце зала стоял открытый саркофаг, в котором лежала мумия молодой женщины. На груди той женщины были бусы из разноцветных камней. Саркофаг стоял на подставке внутри куба из бронированного стекла. Надпись на табличке гласила: «Каника, наложница фараона Рахотепа».
– Каника, – как заклинание повторял про себя Глумов, стоя у саркофага.
Было в высушенных временем чертах этой женщины одновременно и что-то притягательное, и что-то пугающее. Сколько бы Никита Иванович ни обходил музей, он всегда возвращался к ней, к Канике. Она словно звала его, притягивала. Глумов мог часами неподвижно стоять у саркофага, разглядывая её. Иногда ему даже казалось, что Каника живая. Она чувствует, что он рядом и смотрит на неё. Лицезрение наложницы фараона заканчивалось примерно одинаково: Глумов начинал чувствовать слабость во всем теле, усталость. Тогда он спускался на первый этаж, ложился на раскладушку и спал до утра сном, крепости которого мог бы позавидовать любой юноша.
Во снах, которые Никита Иванович видел только на работе, он оказывался в Египте. Глумов видел огромные пирамиды, дворцы фараонов, величественные статуи и цветущие сады. Он будто парил над всем этим, свободно перемещаясь по всему Египту. Он чувствовал теплый ветер, обдувающий его тело, слышал язык, на котором говорили фараоны. В конце каждого сна он видел Канику. Только это была не та высохшая мумия, которая лежала в музее. Это была красивая женщина лет двадцати пяти, от которой пахло благовониями, на которой было одето красивое платье, украшенное золотом и жемчугом. Каника всегда приветливо махала рукой Глумову. Он махал ей рукой в ответ. На этом сон всегда заканчивался. Никита Иванович просыпался с чувством глубокого недовольства. Ему всегда не хотелось просыпаться. Он мог бы спать ещё и ещё, лишь бы ещё хоть на миг остаться в том, пусть даже иллюзорном, но таком приятном мире.
В реальном мире Никиту Ивановича ждала старуха-жена, вечно чем-то недовольная. В реальности у него был старый дом, который вот-вот развалится. Был у него и придурок-сын, который нигде не работал, но как-то умудрился набрать в банках столько кредитов, что за них даже внуки не смогут расплатиться.
От этой реальности Глумова всегда воротило. Ему было противно и тоскливо от неё, от ощущения безысходности. Поэтому Глумов топил тоску и безысходность в спиртном. К тому же, у него была работа, и были деньги, которые можно было пропить, чтобы хоть ненадолго уйти от пугающей реальности.
Уйти от реальности Никите Ивановичу, как правило, помогали его друзья – такие же пенсионеры, которым здоровье ещё позволяло «бухать». Им-то Глумов и рассказывал про Египет. Он пересказывал им свои сны, а они всегда над ним смеялись, полагая, что Иваныч тихо сходит с ума. Да, он сходил с ума, но не больше, чем любой другой человек, живущий в этом сумасшедшем мире.
Глумов пил, но на работу старался приходить трезвым. Правда, однажды, на следующий день после получки, Никита Иванович переборщил с алкоголем и не смог дойти до работы. Он упал в кусты, не дойдя до музея метров сто. Там его и нашел его сын Петька, которому на тот момент было уже сорок лет, а у него не было ни жены, ни детей, ни работы.