Глава 4 Вероника
Он обратил внимание на эту глазастую девчонку еще на первом курсе, но долго стеснялся подойти и куда-нибудь пригласить. При всей мягкости черт и никогда не сходящей с губ улыбки было в Веронике что-то неприступное. Она и притягивала, и внушала трепет. Как омываемая грозным океанским прибоем красота прибрежных скал, что так и манит к себе потерявшего осторожность яхтсмена. Подойдешь поближе и можешь потом сильно пожалеть.
Все вышло само собой во время летней практики. Солнце, море, южные звезды и крымские вина кого угодно настроят на лирический лад. Их разговоры становились все дольше, взгляды – все жарче. А настоящий роман закрутился сразу после возвращения в Москву. Оба нырнули в него с головой. К моменту выпуска они уже давно жили вместе и на годы вперед строили радужные планы что в науке, что в любви. И эти планы вполне могли бы сбыться, если бы не проклятая аспирантура.
Вот тогда-то в их жизни и появился Рамон Гонсалес. Он стал научным консультантом Вероники. Лицом смахивающий на Хавьера Бардема, Рамон Хуанович пачками пленял студенток и аспиранток, единодушно признававших его заслуженным секс-символом истфака.
Много позже, исколесив Иберийский полуостров вдоль и поперек, Глеб сообразил, что каждый второй испанец с трехдневной щетиной выглядел бы в глазах пылких москвичек законченным мачо. Но все это было потом, а тогда он, помнится, не особенно насторожился. В конце концов, какие-то там девчонки – это одно, а Вероника – совсем другое дело. Глеба не насторожили ни восторженные рассказы подруги о многочисленных достоинствах научного консультанта, ни ее поздние возвращения, ни чьи-то назойливые звонки и молчание в телефонной трубке. Он так ничего и не понял до того самого дня, когда Вероника спокойным тоном давно принятого решения объявила: «Я его люблю!»
В последнюю проведенную вместе ночь они, обнявшись, но не раздеваясь, лежали рядом и, то плача, то хохоча, вспоминали самые счастливые минуты любви, столь внезапно утраченной в одностороннем порядке. А через год Глеб встретил свою будущую бывшую жену, и вскоре у него родилась Ксюха, живущая теперь за тридевять земель с мамой и отчимом.
Что до Гонсалеса, то их пути с тех давних пор несколько раз пересекались. Однако после того, как Вероника ушла к Рамону, мужчины за все это время не обмолвились ни словом. Ни при встрече, ни по телефону. И вот на тебе.
От капитана не укрылось ни легкое замешательство, которое испытали при встрече Глеб Стольцев и Вероника Гонсалес, ни их фамильярное приветствие на «ты». Значит, это она когда-то разбила сердце Глеба?
Лучко с интересом оглядел вдову. Намного моложе мужа, на вид от силы лет тридцать-тридцать пять. Чертовски хороша – стройная фигура, привлекательное лицо, с каким-то очень редким разрезом глаз. При абсолютно европеоидных чертах глаза казались чуть раскосыми. Несоразмерно большие, они будто были позаимствованы у какого-то куда более крупного человека, но общего впечатления отнюдь не портили. Скорее наоборот. Капитан очень скоро поймал себя на том, что совершенно заворожен магией этого необычного взгляда. Он украдкой посмотрел на Стольцев а. Да, Глеба можно понять. Упустить такую бабу!
Следователь снова заглянул в огромные глаза Вероники Гонсалес. Ни слезинки. Странно, однако.
Первым делом капитан попросил вдову проверить, не пропало ли что-нибудь. Пока Вероника обходила комнаты, Глеб с любопытством ходил за ней следом, осматривая интерьеры. К его удивлению, мебель оказалась довольно старой и сильно изношенной. Будто отвечая на немой вопрос Глеба, Вероника пояснила:
– Здесь жили родители Рамона. После их смерти он не захотел ничего менять.
– Тогда понятно. А то я было подумал…
– Что это мой дом? Ну ты даешь. У нас прекрасное жилье в Мадриде – один балкон тридцать метров.
Последняя информация показалась Глебу несколько избыточной. Он внимательно взглянул на Веронику. Та, не выдержав взгляда, стала копаться в ящиках потрепанного комода. Чтобы не мешать, Глеб вернулся в прихожую, где на стуле примостился Лучко.
– Гляди, живопись, – показав на стену, с благоговением произнес капитан, игриво поставив ударение на последний слог.
Посмотрев туда, куда указывала рука капитана, Глеб усмехнулся:
– Если бы у Гонсалеса были деньги на подобную живопись, он бы останавливался не в этой квартирке, а в особняке, где-нибудь на Остоженке.