Так вот, все было готово ко сну. Свет уже погасили. Голова окунулась в мягкость подушки и… увязла в ней намертво.
Я резко попытался сесть, но мешок с перьями, оттянув мою голову назад, высказал прямо противоположное мнение. Озвучив несколько мыслей о подушках и их поведении, я, повторив свою попытку, все же смог принять вертикальное положение. Однако проклятый мешок не только не отцепился, но и ухитрился захватить еще больше территории.
Бурля возмущениями, я постарался отодрать от себя захватчика, но лишь исцарапал руки о корону. Тут вспыхнул свет, и ко мне на помощь явилась Жалуста. Против ее ножичков ни у подушки, ни у короны возражений не нашлось. И спустя пару минут я оказался на свободе. Причем девчонка действовала так аккуратно, что практически весь пух и перья остались внутри наволочки, избавив нас от полуночной уборки.
Однако освобождение не решило основной проблемы, как теперь спать. На всякий случай я подергал корону. Естественно, с нулевым результатом. Жалуста тоже потянула за мои веточки с тем же успехом, если не считать начавшуюся головную боль конечно. Тогда гостья предложила упаковать мое ботаническое чудо в тюрбан. Я воспрянул духом, но ненадолго. Уже на двадцатой попытке соорудить на голове нечто устойчивое, мои надежды рухнули в бездну отчаянья. Спустя еще сотню попыток, я отстранил неунывающую помощницу и, сходив на кухню за большими ножницами, встал перед зеркалом с твердым желанием состричь с головы всю флору. Отражение, зыркнув исподлобья, одарило улыбочкой в стиле Юрия Рафаиловича и поинтересовалось, а как я собираюсь без короны Лету спасать. Ответа не находилось, пока мой растерянный взгляд не наткнулся на отражение настенного календаря висящего сзади. Картинка двух смеющихся девчонок в ярких куртках с капюшонами встряхнула меня, как легкий заряд тока.
Через пару минут, облачившись в мамину старую брезентовую штормовку и накинув ее плотный капюшон, я удовлетворенно улегся на кровать.
*Утро не с той ноги*
*Утро не с той ноги*
Мне улыбались. Так мягко, тепло, по-доброму, ничего не требуя взамен. Просто радуясь тому, что я это я. Нет, мне, конечно, и раньше так улыбались, но только родственники. А вот так, чтоб девчонка, причем сверстница...
– Сверстница? – переспросил просыпающийся разум, – Какая сверстница? Жалуста?!
Открытие жахнуло по мозгам, как по катапульте – я как лежал, так и отпрыгнул. Но не далеко, сантиметров на семь-восемь, дальше стенка не пустила. Ей ведь плевать на всякие шоковые состояния, вот она и прервала мой отлет в самом начале. Но неудача лишь усилила желание покинуть неожиданно многолюдную кровать. Только вот на пути его выполнения лежало улыбающееся препятствие, причем без всякой инструкции, как именно его форсировать. А у меня опыта по части таких ситуаций, ну просто никакого.
В принципе, конечно, и попросить выпустить можно, да только не с моим словарным запасом. Для пантомимы как-то места маловато. Переползать же напрямую, не то чтоб неудобно, а просто опасно. Черт его знает, как амазонка отреагирует. Оружие-то у нее совсем не игрушечное. Тут поневоле начнешь избегать излишних контактов во избежание недопонимания. Поэтому самым лучшим поступком становился вариант перебраться в изножье, где вполне хватило бы места выбраться на свободу, не задевая гостью.
Выпутываясь из одеяла, я невольно подумал о своем везении. Ведь со мной мог переместиться весь отряд воительниц. Вот бы был кадр, если б ночью они все ломанулись ко мне под одеяло! Улыбаясь своим мыслям, я поднялся на ноги.
Видевшая мои действия, Жалуста, что-то коротко прощебетав, резко села. Меня тут же почему-то дернуло вниз. Я запнулся и, исполнив короткий экстравагантный танец "Не хочу падать", невольно нырнул "рыбкой" через гостью. Моментально среагировавшая амазонка ухитрилась ухватить пролетающего меня за штаны и... осталась с ними на кровати.
Ну, не так чтоб только с ними. Три четверти моих ног остались там, где им и надлежало быть, то есть в штанинах. Но вот вырвавшаяся из них часть оказалась словно специально выставленной напоказ. Тем более, что голова находилась гораздо ниже этой самой четвертушки. Хорошо хоть трусы удержались, а то бы я в пепел сгорел со стыда. Но самое неприятное – мне никак не удавалось высвободить свои ноги. Девчонка держала их не хуже капкана, вынуждая признать поражение.