Тем временем отлетевшая, поднимаясь на ноги девушка, кратко и емко выразила свое понимание ситуации. На что моя амазонка, фыркнув, ответила так же кратко и видимо весьма неприлично, поскольку внезапно замолчав, бросила в мою сторону ну очень смущенный взгляд. Незнакомка, удивленно проморгавшись, что-то спросила. Жалуста ответила, причем мое ухо не улавливало уже знакомых грыков. Они явно беседовали на другом языке. И если судить по вытянутым удивленным физиономиям зрителей, его не понимал не я один. Совсем не понимали.
А у меня наоборот, кусочек головоломки встал на место, даровав некоторое понимание: моя спутница совсем не местная, поэтому блуждала по городу не как туристка, а как интуристка. С такой сопровождающей шансы раствориться среди местных становились весьма и весьма мизерными. Зато многократно повысилась вероятность, что нас за шпионов пимут…
Тем временем Жалуста, расстегнув куртку, вытащила из-под одежды на свет Летино (хотя уже ее) деревце. Эффект оказался просто сногсшибательным. В смысле поднявшаяся на ноги девица бухнулась на колени и, голося, поползла к нам. Вытянутость окружающих лиц резко увеличилась, видимо для них такой поворот событий тоже оказался неожиданным сюрпризом. Хотя, возможно, не таким большим как для меня. Ведь украшение дарил-то я, но без всякого тайного смысла. Простое извинение-задабревание. А теперь в подарке обнаружилось какое-то скрытое значение. Скрытое от меня, разумеется, поскольку Жалусте и ее ползущей собеседнице, все было ясней ясного. Во всяком случае, со значением деревца. А вот по части дальнейших действий никакой ясности не наблюдалась. Ползущая явно о чем-то просила и выглядела так, словно хватается за соломинку. Амазонка же с оторопелостью во взгляде переваривала услышанное, но переводить в доступную моему пониманию пантомиму не торопилась. Просящая, видимо, истолковав бездействие командирши как одобрение, повернулась ко мне и с молитвенной надеждой в глазах, направила на меня поток своих слов. Ей явно казалось, что я если не сам господь бог, то как минимум его ближайший друг– соратник–заместитель, у которого полны карманы полновесных чудес. И какое ей дело до того, что в реальности я не тяну ни на Мерлина, ни на Гендельфа, а из всех магических атрибутов у меня только листики на слегка ощипанной короне? Хотя, здесь скорей всего, как и у нас не принято ходить с аптечкой на голове. Вот все и уставились на меня как на чудо…
Тут я чуть по лбу себя не стукнул: Ну, конечно все дело в листиках! Они же все в курсе Максиной сказки «Император и Мастер-Эльф», потому что для них она история! Скорей всего ее даже в школах учат. А тут я в букетике хожу, ажиотаж вызываю. У нас бы какой-нибудь чудик, ходящий по городу в шапке Мономаха, тоже бы внимание к себе приковывал. Вот только ее в любой момент можно с головы стащить, да в рюкзак спрятать. А я свою корону ни снять, ни спрятать не могу. Точнее, спрятать под капюшон могу, да только поздно – ее уже видели. Теперь прячь – не прячь все равно главным действующим лицом останусь. К тому же девица перед нами на коленях, да еще смотрит с такой отчаянной надеждой, что внутри все переворачивается.
Я, скользнув взглядом по толпящимся незнакомым лицам, посмотрел на Жалусту. Однозначно, она тоже верила, что я Мастер-Эльф. Прямо с первой нашей встречи на озере, когда я вынырнул в короне. Путешествия по мирам, естественно, только укрепили эту веру. Но я не помню, чтоб она демонстрировала какое-то благоговение. Вежливость, уважительное отношение, не более. А уж после того, как амазонка побывала у меня в гостях, успела со мной и посмеяться, и поплакать, ни о каких преклонениях и речи быть не могло. Мы стали членами одной команды… которая по доброте душевной вляпалась в историю, требующую скорейшего разрешения. Потому что, как говорит отчим, чем сильней люди просят, тем сильней злятся после получения отказа. Судя по лицу Жалусты, она оценивала ситуацию точно так же. Вот только такая оценка не помогала в поиске решения. Она элементарно не знала что сказать. А я, ей в пару, не знал как сказать.