Больно не было, что радовало. А вот новые горизонты не открылись и смутная надежда, что буду подобно Хотабычу выдергивать растительность из головы для свершения чудес, растаяла без следа. Сам же из себя листик не представлял ничего необычного, разве что зеленая раскраска несколько не по сезону. Видовая же принадлежность не определялась. Да и не ботаник я, чтоб ее определять. И собирать гербарии меня никогда не тянуло. Так что совершенно равнодушно уронил свою добычу на пол.
Оказалось, что командирша внимательно за мной наблюдает. И стоило только листику завершить свой полет, как она моментально подняла его и убрала в карман. То ли сберечь хотела, то ли упрекнуть, что мусорю. Удивившись, я оторвал ей еще один. Она взяла и его, но третий, поймав мою руку, сорвать не дала. В ответ я мог только пожать плечами.
Поезд тем временем подъехал к станции и после сравнительно короткой остановки двинулся дальше. Амазонка снова посвятила себя окну. Меня же монотонно-унылый пейзажик утомил на первой же минуте просмотра. Альтернативное развлечение – разглядывание вагонной стены – тоже не вызывало ни грамма энтузиазма. Тогда я закрыл глаза и постарался задремать. Естественно, в ту же минуту в двери вошла контролерша и потребовала билетики. Пришлось сыграть с ней в старинную игру "Тетенька, пожалейте нас, пожалуйста». И она нас, "артистов детского театра, отставших от своей труппы-группы", пожалела.
Я снова прикрыл глаза, вслушиваясь в перестук колес, но, как назло, их колыбельная не действовала, от чего мысли снова пошли гулять по всем недавним событиям. Теперь воспоминания дошли до посещения амазонок. И по вполне понятным причинам, я сфокусировался на воссоздании ощущений при переходе. Постепенно все, сплетаясь в новое видение пространства, приходило в систему, которая выглядела такой простой, что ее хотелось выразить одним словом. Вот только оно, слово, никак не отыскивалось. Я не сдавался, продолжая поиск, пока… поезд не тряхнуло. Едва не слетев с лавки, я прикусил язык и проснулся. В голове мысли стояли дыбом, а от гениального видения мира не осталось ни следа.
Зато стоящие в проходе люди пришли в движение. Такой массовый исход обычно характерен для конечной станции. Подтверждая догадку, сидящие пассажиры тоже стали вставать со своих мест. Слегка потеснив свою попутчицу, я выглянул в окошко. Темнота, фонари, освещающие номера путей, и никаких названий. Народ продолжал тесниться на выход, я же продолжал приходить в себя, гадая, стоит ли уточнять название станции у проходящих мимо людей или лучше не привлекать лишнего внимания, поскольку и так, каждый второй косился на веночек.
Амазонка же, с молчаливым упреком пройдясь по мне критичным взглядом, взялась разбирать лук и перекладывать колчан, делая свою ношу менее заметной. Мне же стало ужасно неудобно. Ведь, как ни крути, это я абориген и должен лучше ее разбираться в местных реалиях. А в итоге она первой сообразила, что делать. Может, поэтому ее и назначили командиром. Вот только от этого не легче. Досадный промах разбил сонно-каменный монолит мозгов. Я встряхнулся и наконец-то пришел к очевидному решению – идти домой.
Ко времени, когда девчонка закончила превращение колчана в неприметную сумочку, мы остались в вагоне совершенно одни. Встав на ноги, я, изо всех сил стараясь демонстрировать уверенность, вышел в тамбур и выглянул на улицу. По перрону в направлении подземного перехода медленно двигался не очень плотный поток бывших пассажиров электрички. Окружающая темнота и неровный свет ламп как бы дневного освещения придавали картине неприятный болезненный оттенок, вызывая довольно острое нежелание вливаться в серый людской поток. С другой стороны, не уезжать же с электричкой в депо. Единственное утешение – это знакомое здание железнодорожного вокзала.
Вздохнув, я спустился на асфальт, мгновенно почувствовав себя белой вороной, благо дело, цвет одежды был соответствующий. Идущая рядом амазонка в своем зеленом прикиде только усиливала ощущения. Казалось, все на нас оборачиваются, таращатся и чуть ли пальцем не показывают. Несколько легче стало, когда спустились в полумрак подземного перехода. Однако здесь у меня возникла боязнь случайно разминуться со спутницей. Приходилось постоянно оглядываться, убеждаясь, что не потерялись.