— Да, я был им, кроме одного случая. Я настаивал на послушании даже тогда, когда мои распоряжения противоречили ее добросовестному исполнению Писания. Но она была твердой. У нее дух мученицы, а я был очень суров в своих мерах, чтобы смирить, как я считал, ее упрямство, — проговорил отец голосом, временами едва уловимым от переполнявших его чувств. — Я думал, что был прав, но теперь я вижу, что ужасно ошибался.
— Еще есть жизнь, мистер Динсмор, — сочувственно заметил доктор. — Здесь уже не в человеческих силах что-либо сделать, но Тот, Кто воскресил мертвого ребенка начальника синагоги и возвратил сына вдове из Наина, может вернуть и вашего ребенка в ваши объятия. Позвольте мне умолять вас обратиться к Нему, уважаемый сэр. А я должен вернуться к своему пациенту. Боюсь, что вам просто необходимо держаться в стороне, пока не произойдут какие-либо изменения. Ваше присутствие, кажется, сильно ее волнует. Пусть это не приводит вас в отчаяние, — добавил он, заметив выражение острой боли на лице мистера Динсмора. — Это обычное явление в таких случаях, когда умирающие отворачиваются от тех, кого они больше всех любят.
Мистер Динсмор ответил только лишь пожатием дружественно протянутой ему руки и торопливо ушел в свою комнату.
Там, где его не видело ни одно человеческое существо, он предался горькому терзанию и самоосуждению.
Несколько часов мистер Динсмор ходил по комнате, издавая стоны и терзаясь в муке, которой он никогда раньше не переживал.
Его обычная щепетильная аккуратность была совершенно забыта. Он даже не вспомнил, что был в дороге несколько суток, ехал по жаре и пыли, ни разу не сменив одежду. Не сознавал он и того, что много часов не прикасался к пище.
Прозвенел звонок к завтраку, но он не обратил внимания на приглашение. Тогда Джон, его верный слуга, постучался в дверь. Не получив ответа, он вынужден был печально возвратиться в кухню со своим подносом, на котором были соблазнительные яства, приготовленные им с особым старанием в надежде заставить своего мистера поесть.
Хорас Динсмор не мог находиться в стороне от своего ребенка, пока она все еще была жива. И хотя он не мог приблизиться к ее постели и держать ее маленькую ручку в своей, он хотел находиться там, где бы мог слышать звуки ее голоса, которые, увы, скоро должны были смолкнуть навеки.
Он бесшумно вошел в комнату и сел в дальнем углу, где она не могла бы его видеть.
Девочка стонала от боли, и эти звуки ранили его в самое сердце. Хорас опустил голову на руки, стараясь заглушить тревогу, возраставшую с каждым словом, которое достигало его слуха, словом, произносимым милым голоском его дочери:
— Да, мама, да, я иду! Возьми меня к Иисусу!
Затем жалобным голосом, полным отчаяния: — Я совсем одна! Никого нет, кто бы любил меня. Ох, папа, поцелуй меня, только один раз! Я буду хорошей, только я должна любить Иисуса больше и всегда быть Ему послушной.
Он быстро поднялся, направляясь к ней, но доктор покачал головой, и он с глухим стоном опять опустился на свое место.
— Ох, папа! — закричала она, как от смертельного ужаса, — не посылай меня туда! Они меня убьют! Ох, папа, будь милостив к своей родной маленькой доченьке!
Только неимоверной силой воли он удержал себя на месте. Аделаида спокойно разговаривала с ней.
— Миленькая, — говорила она, — твой папа любит тебя, он никуда не отправит тебя.
И Элси ответила вполне естественным тоном:
— Но я иду к маме. Милая тетя Аделаида, утешьте моего бедного папу, когда я уйду.
Отец вскочил дрожа от страха и надежды. Ну конечно же, она теперь разумно разговаривает, только ох! Эти прощальные слова! Неужели она уже сейчас оставит его и уйдет к своей матери?
Но она опять заговорила дрожащим от слез голосом:
— Он не поцелует меня! Он сказал, что никогда, если я не подчинюсь, но, ах! Он никогда не нарушает своего слова. Ох, папа, папа! Неужели ты никогда больше не будешь меня любить? Я люблю тебя так сильно! Ты поцелуешь меня, когда я буду умирать? Папочка, милый, поцелуешь?
Мистер Динсмор не мог больше выдержать и быстро поднялся. Он бы приблизился к кровати, если бы не предупредительный знак доктора. Тогда он торопливо покинул комнату.
В коридоре он встретил мистера Травиллу.
Ни один не произнес ни слова, но Эдвард нервно пожал руку своему другу и тут же быстро отвернулся, чтобы скрыть свои чувства. Мистер Динсмор торопливо ушел в свою комнату и заперся.
На обед он не пришел, и Аделаида, узнав от обеспокоенного Джона, как давно он уже без пищи, серьезно стала за него переживать. Взяв кусочек бисквита и чашку кофе, она подошла к двери.