«Уважаемые учащиеся, хочу сообщить всем вам одну новость: на днях Хибари Кёя подал в отставку и с сегодняшнего дня официально перестаёт исполнять роль главы дисциплинарного комитета. Новым президентом ДК назначен его заместитель, Кусакабе Тестуя. На этом всё. Желаю успешного учебного дня».
***
Хиберд смерил предоставленную Аркобалено клетку оскорблённым взглядом и с мольбой посмотрел на своего явно находившегося в замешательстве хозяина. Хибари вся эта ситуация с пернатым любимцем была не по душе, но и спорить он не мог: зря, что ли, три с лишком часа упаковывал вещи? На него никто особо не давил, но выбора ему не оставляли. И это раздражало.
Когда его такси остановилось возле аэропорта «Нарита», глаза Кёи почти сразу нашли среди толпы Реборна: чёрная шляпа с огненно-рыжей лентой была великолепным ориентиром. Аркобалено услужливо протянул водителю чек и, подмигнув Хибари, в одно движение освободил чемодан из плена багажника. Мафиози и юный хранитель не спеша прошли к столу регистрации и сверили билет с местом, после чего Реборн потянул Хибари к туалетам. Найдя более-менее безлюдное место, Аркобалено вытащил из принесённого им кейса какую-то решётчатую конструкцию и, бурча что-то про непредусмотрительных подростков, принялся эту штуку собирать. Этим чем-то оказалась птичья клетка. Самая обычная, но довольно просторная. С двумя кормушками по бокам, пиалкой, жердочками и качелями. Глаза Кёи изумлённо распахнулись, а мирно сидящий на голове хозяина кенар возмущённо пискнул. Птица явно понимала, для чего вдруг выудили эту штуковину, и совершенно не желала оказаться в неволе.
– Ты ведь понимаешь, что по-другому не получится? Это ради безопасности самого Хиберда. – Реборн заметил потускневший взгляд юноши и дружески похлопал того по плечу: – они едва согласились на такой вариант, животным и птицам в боинге не место, но ради тебя копания готова сделать исключение. Но клетка – условие обязательное. Будь Тсунаёши уже действующим Боссом, я бы смог выбить для тебя самолёт Вонголы; но пока он только готовится принять власть, ни ему, ни его хранителям подобные привилегии не доступны.
Помявшись около пяти-десяти минут, Кёя глубоко выдохнул и, посадив птицу на палец, поднёс к распахнутой дверце клетки. Кенар, поняв, что в противную штуку залезть ему всё же придётся, прыгнул на жердочку и нахохлился. Хибари отрешённо закрыл дверцу. Он никогда не отрицал, что домашние птицы живут в клетках и это полностью нормальный способ держать пернатого питомца, просто в отношении именно Хиберда всё это понимание рушилось и куда-то испарялось. Эта птица была явно далека от обычных попугав и канареек. Хорошо хоть, с Роллом проблем не было – юноша осторожно пощупал коробочку в кармане широких шорт, убеждаясь, что та на месте.
Время до посадки пассажиров прошло мгновенно, и Кёя даже не успел возмутиться толпе «трaвоядных», снующих возле пункта досмотра, как оказался в мягком сидении аккурат возле правого иллюминатора. Клетка с Хибердом покоилась на его коленях, а сам юноша облокотился на неё руками и положил голову на предплечья. В мозгу мелькнула мысль, что перевозить птицу самолётом очень плохая идея: трое детей, сидящих с родителями в соседнем ряду, беспрестанно тыкали пальцами в сторону «птитьки» и восхищённо что-то лепетали.
Бортпроводница объявила начало взлёта и попросила пристегнуть ремни безопасности. Самолёт начал разгон.
***
– Что, ты отправил Хибари-сана во Францию за счёт Вонголы?! Реборн, мы разоримся, если там кто-нибудь разозлит его! – Тсунаёши заломил руки и с ужасом посмотрел на учителя. Аркобалено в ответ смерил его презрительным взглядом. Савада решил поделиться с мужчиной своими опасениями на счёт Кёи по возвращению из школы, когда репетитор самодовольно усмехнулся и сообщил «великолепную» новость. Сначала Дечимо решил, что это такая шутка, но увидев копию билета на самолёт, пришёл в ужас.
– Если ты считаешь, что Семья не может позволить себе обеспечить отдых одному очень уставшему хранителю, то ты ещё никчёмнее, чем я думал.
– Это не просто хранитель! Это Хибари-сан! Хибари-сан! Сейчас он наверняка ещё и злится из-за ситуации в школе – не верю, что он сам ушёл с поста – а злой Хибари-сан это опасность вдвойне!
– Тсуна, ты истеричка. Всё будет хорошо.
***
Когда самолёт сел в аэропорту «Руасси-Шарль-де-Голль» наручные часы Хибари показывали без часу полночь. Тем не менее, местный часовой пояс разнился с его родным на восемь часов и в Париже только наступал вечер. Несмотря на предупреждение Аркобалено и советы бортпроводников поспать в пути хоть пару часов (что Кёя всё же выполнил) чувство было более чем непривычное. Словно время внезапно пошло назад, а его организм к таким чудесам не подготовили.
С трапа юноша сошёл несколько злой и уставший. Уснуть удалось только к концу полёта: вид на облака и просвечивающуюся из-под них землю завораживал, не давая отлипнуть от иллюминатора. Но больше всего Кёю поразил вид сходящего на один из островов Японии ливня и последующая за ним радуга. Было очень красиво. Пройдя быстрый контроль и заполучив свой чемодан обратно, Хибари огляделся.
Как и сказал Реборн, его встретили. Высокий мужчина со светлыми волосами и атлетическим телосложением был одет в классический костюм, поверх которого была накинута куртка с надписью “CEDEF” большими белыми буквами на рукаве правой руки. Он держал деревянную дощечку с именем юного хранителя, написанного катаканой. Кёя миновал заградительный турникет и, стараясь держаться непринуждённо, остановился рядом с мужчиной. Несмотря на напускную невозмутимость, внутри разливалось волнение: языковой барьер вполне имел место быть.
К облегчению Хибари агент приветливо улыбнулся и протянул руку:
– Месье Хибари Кёя? Вы и вправду похожи на создателя нашей организации. Меня зовут Оливьеро, если Вам будет удобнее, можно просто Оливер.
– Спасибо, – Кёя пожал протянутую руку, усилием воли заставив себя не склонить голову в знак приветствия.
Европейские традиции заметно разнились с японскими устоями, что заставляло Хибари по нескольку раз анализировать свои слова и действия. К его радости, агент CEDEF вполне сносно владел японским и для не любящего английский Кёи это было великим открытием. Язык, что относительно недавно навязали обществу как уникальный мировой, Хибари понимал и владел им на довольно высоком уровне; однако сотни чуждых для японца звуков и не самое приятное их звучание вызывали мигрень, отбивая любое желание пообщаться. Поэтому он всегда радовался, если иностранец знал японский. Взять того же Дино-Коня.
Молчание затянулось минут на десять и уставший от недомолвок и неизвестности будущего Кёя задумчиво покосился на своего сопровождающего. Почувствовав на себе взгляд, Оливер щёлкнул пальцами и указал на припаркованный автомобиль, пробираться из аэропорта к которому пришлось долго и упорно.
– Вас, наверное, не предупредили, но мы долго думали и решили отвезти Вас на окраину Парижа в дом месье Алауди.
На удивлённый взгляд юноши агент CEDEF пожал плечами и улыбнулся, принявшись отдалённо описывать место, в котором молодому хранителю предстояло провести свои «каникулы», как назвал этот отпуск Реборн. Слушая сбивчивую речь мужчины, Хибари примерно понимал, к чему тот пытался его подвести: от построенного в семнадцатом веке здания не осталось ничего, за исключением планировки и размера комнат. Если вспомнить всемирную историю, выходили вполне комфортные апартаменты. Кроме того, Оливьеро заверил, что здание, несмотря на видимую потерю своей исторической ценности находится под охраной СEDEF как дань памяти основателю организации. Вечно что-то достраивали, бурили и отстраивали заново уже потомки Первого хранителя, которые попытались-таки пойти по стопам прародителя и занять место в кругу Вонголы. Увы, ни один из них так и не смог продержаться на своём месте больше пяти лет. Кёя многозначительно хмыкнул.
– Либо у меня плохо с восприятием информации, либо понятие «на днях сделали уборку» тут имеет разбежку в год. – Юноша поджал губы и брезгливо поморщился на огроменный слой пыли, коим внутри был окутан весь особняк. Дышать было невозможно, слизистая глаз и носоглотки раздражалась при малейшем движении, а руки как никогда чесались взять тонфа и забить до смерти тех, кто довёл вполне уютное снаружи здание до такого ужаса внутри.