Иван в ужасе посмотрел перед собой. Она, та самая, похожая на Ирину, стояла напротив него, сжимая в руке все тот же серп, а в ее глазах было столько ненависти, что страх не мог не закрасться в душу парня. Вдоль рук девушки выросли широкие крылья из больших белых перьев, а все тело светилось красным.
– Ира! - выдавил Иван.
– Ты пришел за мной? - чуть шевеля губами, спросила она. - Я чувствую это! У тебя не получится! У меня могущественный покровитель! Никто из людишек не сможет справиться со мной!
Она, не сводя глаз с ухватившегося за рассеченную щеку парня, медленно подняла серп. Следующее ее движение могло бы стать последним, что видел московский студент в своей жизни, если бы… он случайно не нажал на кнопку включения фонарика и не осветил лицо девушки. Она вскрикнула, словно от боли и, взмыв под звезды, улетела в неизвестном направлении.
– Ну и делааааа, - протянул программист, - да в этой игрушке глюк на глюке.
А сыщик-то кеметский оказался проворным, словно обезьянка. Пробежав квартал по проспекту Ленина, он свернул на Энгельса, потом на Путина. Продолжались бы так и дальше догонялки по улицам предутренних Фив, если бы не случайность.
Вдруг закутанное в плащ существо споткнулось обо что-то и растянулось в полный рост на камнях проезда Рамсеса II.
Маша, одним прыжком настигшая сыщика, приземлилась ему прямо на спину и прижала к земле его плечи.
Всё, что могла рассмотреть девушка в данном положении, была модель древнеегипетского плаща: всего лишь покрывало, сложенное вдвое и зашитое с одной стороны, а по линии шеи приделана тесьма, отделяющая подобие капюшона от большого куска материи, в которую можно закутать тело в холодные зимние дни. Из-под плаща торчали две руки, скорее мужские, нежели женские, с большими кистями и длинными пальцами. На запястьях обеих рук сверкали браслеты (в свете брошенного неподалеку фонарика). 'Богатенький экземпляр', - подумала Маша. Такие украшения и в двадцать первом веке её эры стоили бы большие деньги, а какова была их цена в Кемете, лучше даже и не предполагать.
– Отпусти, - прохрипел кеметец, на спине у которого удачно устроилась Маша.
Мальчишка. Сомнений не осталось. Маша, помнившая одноклассника Кольку, который выслеживал ее в шестом классе по дороге домой; Петьку, который на одном из уроков лезвием отрезал ей косичку, и прочих малоприятных особей мужского пола, решила излить все негодование на так удачно пойманном древнем мальчике.
– Зачем за нами следил всю ночь? - начала она допрос, с силой надавив на плечи парня.
– Факел, - прохрипел он, - факел без огня покажи, хеттская женщина…
Удивления у Маши было хоть отбавляй, и она ослабила хватку.
– И всё? - лишь смогла спросить она. - Кстати, Хаттуса - не моя родина.
– Неужели для тебя эта штука - само собой разумеющееся?
– Ну да. Фонарем зовется. Правда, скоро он уже… - девушка задумалась, подбирая синоним к выражению 'батарейка села', и потом сказала, - сгорит он скоро.
– Так ты меня отпустишь?
– Если тебе нужен только мой фонарь. Ночной Дозор, блин, недоделанный.
– Да-да, только фо-нарь, - подтвердил пленник.
– Честно-честно? А то знаю я вас, пацанов!
– Да отправит меня господин Тутанхамон, разум, здоровье, сила, на каменоломни, если я наврал почтенной хеттской женщине, имеющей фо-нарь.
'Ух ты, какой разговорчивый попался! - улыбнулась про себя Маша. - А теперь я еще знаю, какой сейчас год! С точностью до пяти-шести лет! И не надо достройки у храма Амона анализировать!'
Но озвучивать рассуждения она не стала, а лишь сказала:
– Ладно, подарю ребеночку игрушку, но при одном условии.
– Выполню, только слезь с меня!
Маша властным взглядом окинула спину прижученного Абрамовича древнеегипетского масштаба, и ослабила хватку, а потом взяла фонарь, и слезла со спины растянувшегося на мостовой парня.
Кеметец сначала оперся на локти, потом встал на колени, немного взвыв от боли и ухнув, похоже он разодрал ногу до крови. Капюшон неудачного покроя, словно мешок, свисал набок, лента плаща, как рассмотрела Маша, была бантом завязана на груди. Странно, на владельце дорогих золотых украшений и большого шерстяного плаща была обычная набедренная повязка, пыльная после падения, с широким светлым поясом. Сандалии же, с легкой руки Ивана названные шлёпанцами, оказались такой тонкой работы, что их можно назвать чуть ли не штучной продукцией. А еще позабавили Машу серые шерстяные носки. То, что египтяне умели вязать, девушка прекрасно знала из курса истории, но ни одного экземпляра древней продукции так и не видела. До сегодняшнего дня. А посмотреть было на что: носки связаны просто, словно два мешка, о том, как делать резинку и пятку, конечно, никто в четырнадцатом веке до Рождества не знал. Да и такой ширины эти носки получились у мастерицы, что в каждый запросто вошло бы две ноги, а не одна. Именно поэтому, сей вязальный беспредел (а Маша иначе не могла назвать этот шедевр древнего рукоделия) смотрелся на парне словно сапожки.
– И какая дань с меня за фо-нарь? - переспросил он, проследив за взглядом девушки, изучающей его носки.
Она бросила пополнять свои энциклопедические знания по теме 'история вязания', испытующе посмотрела на него и ненавязчиво сказала, правда, таким тоном, что отказать было невозможно:
– Гульчитай, покажи личико!
Привычку говорить фразы из фильмов сестра позаимствовала у брата, который очень часто вспоминал крылатые выражения.
Парень взялся правой рукой за краешек капюшона, сползшего на глаза, и откинул его назад.