Но я сплю ещё крепче.
Вслед за папой встает мама и без всякой пробежки сразу же начинает готовить завтрак. Никто из нас и дома не страдает отсутствием аппетита, а в дороге, на свежем воздухе, он разыгрывается вовсю. Маме нужна легендарная бензоплита, и она безжалостно теребит охающего Великого Змея. Родителям моя помощь не требуется, и я тихо радуюсь, что можно ещё часик поспать.
Но Наташа другого мнения. Она не больно-то церемонится со мной.
— Вставай, барсук! — кричит она мне в самое ухо. — Родители давно на ногах. И посмотри, какое утро. Ни облачка на небе!
— Ма-ама! — жалобно взываю я о помощи, тщетно пытаясь удержать на себе сползающее одеяло. — Караул!
— И поделом, — с хладнокровием истинной индианки отвечает Бледнолицая Сквау. — Так его, Наташа, вытаскивай сурка на свежий воздух. Он готов спать круглые сутки. Взбрызни-ка его холодной водичкой. Или пощекочи пятки соломинкой. Больше всего он боится щекотки.
Ясно, что никакой защиты от Наташки мне не дождаться. Улежать при таких издевательствах невозможно. Не знаю почему, но она буквально очаровала моих родителей. Она-де и встает рано, делает зарядку, и помощница матери, и спортсменка, и прочее и прочее. Одним словом, полное собрание всех мыслимых хороших качеств. Допустим, что и так. Но ведь тут всё зависит от природы. Мне вот и десяти часов сна мало, а папа обходится шестью. Что тут поделаешь?
Честно говоря, как бы ни тормошила меня Наташа по утрам, рассердиться на неё я не в состоянии. Она же не со зла всё это проделывает, и даже не из пустого озорства, а играет. К тому же и мне с ней куда веселее. Одному бродить по пляжу скучно, а уж с ней-то никогда не соскучишься. Даже смотреть на неё приятно, такая она ловкая и складная. Глаза синие, большие, в чёрных, густых, как у киноактрисы, ресницах. Волосы тоже чёрные, заплетённые в толстую косу. А румянец на щеках такой, что сразу видно: на здоровье она не жалуется.
После семейного утреннего заплыва мы усаживаемся вокруг походного столика и барабаним ложками.
— Шакалы! — притворно сердится мама. — Вы и меня-то готовы слопать. А руки мыли? Зубы чистили?
— А что, Дикий Кот, — подмигивает мне папа, — разве сегодня воскресенье?
— Нет, конечно. Пятница. До выходного ещё далеко, — сейчас же подключаюсь я к розыгрышу.
— Так почему же от нас требуют мытья рук и чистки зубов? — возмущённо спрашивает Чёрный Гепард.
— Довольно смешно! — горячо поддерживает его Великий Змей. — Мы не какие-нибудь аристократы голубых кровей, а честные труженики. Может, от нас скоро ещё и маникюр потребуют?
— Кстати, какое у нас сегодня меню на завтрак? — переключается папа на новую тему. — Цыплята-табака? Яйца-кокотт?
— По-моему, судак а-натюрель и котлеты де-воляй, — без промедления подхватывает дедушка.
— А почему не трюфели? — самым капризным тоном интересуюсь я. — Или суфле с мозгами?
— С вашими, что ли? Так их и на одну порцию не хватит, — шутит мама, улыбаясь. Она тоже за словом в карман не лезет. — А слизистый перловый суп не хотите? Или сморчки в сметане и компот из ревеня. Подойдет?
Николаевы давно поставили свою «Победу» рядом с нашей «Волгой» и всё слышат. Их очень потешают наши маленькие юмористические сценки, которые мы разыгрываем экспромтом. Дядя Вася смеётся заразительно громко; тётя Вера — потихоньку, почему-то закрываясь при этом ладошкой, совсем как маленькая девочка. Наташка сдерживается изо всех сил и только фыркает, но под конец не выдерживает, и тогда неудержимый смех взрывает всё её существо. Веселиться она умеет от души, самозабвенно.
Миски пустеют, и начинаются новые шутки.
— Разве же это харч? — язвительно опрашивает папа, презрительно отодвигая от себя пустую миску, тщательно обработав её предварительно корочкой хлеба. — Вот у пана Яловацкого, у того харч доходит!
— Тренёв. Рассказ «Мокрая балка», — уверенно говорю я.
Это тоже наша своеобразная викторина, только уже не географическая, а литературная. Я должен назвать автора и произведение, откуда папой взята фраза. Конечно, не всякая, а достаточно характе́рная, запоминающаяся.
Мама набрасывает на голову платочек, напускает на себя самый сиротский вид и жалобно причитает:
— Конечно, я женщина слабая, беззащитная, во мне ни одной жилочки здоровой нет, но только вы у меня перед ужином ещё в ногах наваляетесь за такие слова! Троих засудила, и вас, скважины этакие, погублю!
Дядя Вася уже не смеётся, а хохочет, взявшись за бока. Тетя Вера сгибается пополам, закрывая лицо ладонями. Наташка, та просто изнемогает от смеха.