— Ну, сообразил что-нибудь?
— Утренняя Роса? Лесная Лань? — не думая, поспешно выпалил я первое, что пришло на ум.
— Здрасьте! При чем тут роса? И чем я похожа на лань, да ещё лесную? — возмутилась Наташка. — Ты же сам говорил: нужно какое-то правдоподобие, характерный признак, сходство.
Я напряженно размышлял. Волосы, брови, ресницы — всё у Наташки, кроме глаз, было угольно-чёрное. Но не назовешь же её Чернавкой или Чернушкой? Нехорошо как-то, даже обидно… Стоп! А Чёрная Молния? Неплохо! Она же и в самом деле на редкость проворна. Настоящий живчик, как капелька ртути.
Наташка одобрила своё новое имя. Но тут же потребовала:
— Надо дать дорожные имена и моему папе, и маме.
— Захотят ли они? — засомневался я. — Ещё посмеются над нами…
— Родители меня всегда слушаются, — отрезала Наташка.
Вот уж что правда, то правда! Пришлось мне снова шевелить мозгами, уже наполовину расплавленными от солнца. С дядей Васей было просто. Такому богатырю имечко само пришлось на язык — Белый Медведь. А вот как назвать тётю Веру? Северная Заря? Полярное Сияние? ещё немного — и я наверняка свихнул бы себе мозги в поисках подходящего имени. Но внезапно меня озарило.
— Солёная Вода! — заорал я в восторге от собственной находчивости. — Дядя Вася — Белый Медведь, а тётя Вера — Солёная Вода.
— Принято! — утвердила Наташка моё предложение. Вопреки моим опасениям, Николаевы не стали возражать дочери. Торжественный обряд присвоения им дорожных имен был поручен, вполне понятно, старейшине нашего семейного клана, Великому Змею. За неимением жезла или посоха он вытащил из багажника заводную ручку и коснулся ею коленопреклонённых аборигенов Севера:
— Сим отроковица Натаха нарекается отныне Чёрной Молнией. Родитель её, отче Василий — Белым Медведем, родительница Вера — Солёной Водой. Именовать всех троих в дороге означенными именами.
Чёрный Гепард и Бледнолицая Сквау наблюдали за потешной процедурой с самым серьёзным видом, не позволяя себе даже улыбнуться, а я скакал вокруг в восторге, что наша затея поддержана родителями.
Вечером Наташка, как всегда, помогла матери приготовить ужин, вымыла посуду, подмела вокруг палатки. Глядя на неё, я тоже взялся за дело: для начала надраил до зеркального блеска алюминиевый чайник, потом принялся за жирные сковородки. Мама похвалила меня за усердие, но тут же ввернула:
— Наташа определенно благотворно влияет на тебя, сынок. Раньше я за тобой таких приступов трудолюбия что-то не замечала. Жаль, что она не в Москве живёт. Глядишь, совсем бы исправился, имея такого товарища.
У меня даже уши загорелись. Надо же — мама будто подслушала мои мысли. Но, конечно, я промолчал, ничего не ответил. Само собой — товарищ из Натахи был бы отличный. Но что толку мечтать о несбыточном?
Дедушка бережёт аккумулятор и включает радиоприемник «Волги» только на ходу, когда батарея подзаряжается генератором. У «Победы» Николаевых радиоприемника нет совсем. Поэтому по вечерам обе наши семьи часто собираются вокруг моего «ВЭФа» и слушают последние известия или музыку. К симфонической музыке я равнодушен, стараюсь поймать по «Маяку» что-нибудь весёленькое в исполнении «Песняров» или «Машины времени». Папа издевается надо мной по этому поводу, говоря, что мне в детстве медведь на ухо наступил. Сам-то он мастерски играет на аккордеоне. И слух у него абсолютный: достаточно один раз услышать новую мелодию, чтобы тут же подобрать её на аккордеоне.
Дедушка и дядя Вася чаще всего пускаются в обсуждение технических достоинств вездеходной «Нивы», проделок нерадивых ремонтников на станциях технического обслуживания или капризов двигателя, с которыми им приходилось сталкиваться в дороге. Дедушка — старый автомобильный волк. Но и дядя Вася мастер на все руки, только в крайних случаях обращается к ремонтникам, да и то, если нет нужной детали. Дома у него целый шкаф со слесарным инструментом. Он даже дочку выучил нарезать резьбу, сверлить, запаивать дырочки. Так что обоим автолюбителям есть о чём потолковать.
Нашлись общие интересы и у мамы с тётей Верой. Солёная Вода работает закройщицей в ателье, и Бледнолицая Сквау учится у неё кроить платья, блузки, юбки. Материала у них нет, но в дело идёт упаковочная бумага.
Мы же с папой усаживаемся за шахматную доску. Наташка подсаживается к нам и бурно переживает за меня. В шахматах она ничего не смыслит, но видит, как редеют мои фигурки, и не на шутку огорчается. Можно сказать, морально поддерживает слабую сторону. Чтоб уравновесить шансы, папа снимает у себя заранее коня или слона. Когда-то он снимал ферзя, потом — ладью. Теперь для форы достаточно коня. Прогресс налицо. А что будет, когда я изучу теорию дебютов? Всякие там королевские гамбиты, дебют четырех коней, защиту Филидора, сицилианскую партию и прочие эндшпили? Тогда держись, Чёрный Гепард! Игра пойдёт на равных. Можно будет подумать и насчёт категории. На гроссмейстера я, понятно, пока ещё не замахиваюсь… Пока что чаще всего проигрываю папе. И всё-таки охотно сажусь за шахматы. Доска у нас большая, фигуры крупные, выточенные из цветной пластмассы, такие гладенькие и красивые, что даже держать их в руках приятно. Мудрая эта игра шахматы! Сколько мы играем с папой, а двух совершенно одинаковых партий ещё ни разу не случалось, всякий раз что-то новое, другое.