- Даже лифта нет, - вздохнула мама. - А как расписано было… ни дать ни взять, рай на земле. Всюду обман.
Она слишком устала, чтобы пространно жаловаться, поэтому покорно поплелась вслед за сыном. Папа Ханс подхватил в охапку чемоданы и потащился за ней. Полуспящая Лиза повисла на его руке и едва переставляла ноги.
Трехкомнатный номер оказался вполне приличным: две спальни с голубыми ночниками и газовыми шторками на окнах, в гостиной - круглый стол, четыре кресла, диван и телевизор. У окна детский стул для Тоби с клеенчатой спинкой. На столе - голубая ваза с ромашками.
- Ну вот, - произнес папа Ханс, аккуратно присев на краешек дивана и сложив ладони горсткой, будто нянчил в них что–то маленькое и хрупкое. - Теперь я могу вам сказать. Мы не в Австрии. То есть, может быть, и в Австрии, но не в том смысле, в котором вы это понимаете.
- Ханс, я вымоталась, как не знаю кто, и хочу спать, - запротестовала мама. - Поэтому, пожалуйста, кончай говорить загадками.
Лиза сгребла на кресло диванные подушки и свернулась под ними калачиком, положив голову на дерматиновый подлокотник. Тоби распаковал мамин чемодан и принялся рассаживать по комнате плюшевых зверей: попугая с зелеными крыльями и желтым клювом - на пол у двери, вислоухого зайца - на диван и двух собак - рядышком, на клеенчатый стульчик, потому что они - близнецы.
- Мы все умерли, - сказал папа Ханс. - Вчера ночью в автобус врезался синий грузовик, вроде тех, что вы видели сегодня на шоссе. Вы трое - погибли сразу, а я умер в больнице через три часа. Поэтому я один знаю, что произошло, а вы - нет. Вы даже ничего не почувствовали.
- Ты шутишь?
- Нет, не шучу.
В гостиной стало очень тихо. Даже Тоби перестал возиться, а Лиза - сопеть. На стене торопливые ходики продолжали отсчитывать никому больше не нужное время.
- Ну, что ж… - мама встала и прошлась по комнате. Понюхала ромашки, ладонью смахнула паутину с телевизора. - А вообще–то здесь уютно. Маленький и приятный семейный отель, правда, Ханс? Ведь мы все равно собирались провести где–то отпуск, так почему бы не здесь?
- Ну, как ты не понимаешь, Сюзанна? - простонал папа Ханс. - Мне обязательно надо быть на конференции пятнадцатого, иначе шеф меня у… э… короче, я всех подведу.
- До пятнадцатого еще полторы недели, - заметила мама.
- И что? Да хоть полтора года! С того света не возвращаются.
В кресле, под грудой разноцветных подушек, заплакала Лиза, но никто не обратил на нее внимания.
- По–моему, свет всегда один, - возразила мама. - А предрассудок этот пошел с тех времен, когда Землю считали плоской. Вроде как другая сторона блина. Но Земля–то, она - с какой стороны не взгляни - все равно шар, и солнце тоже. Так что выберемся как–нибудь. Надо только посмотреть расписание поездов. Я в прихожей видела, на полке.
Они вышли из гостиной, и дети остались одни. Сквозь закрытую дверь, точно сквозь пуховую перину, в комнату вяло затекали голоса родителей.
- Вот, смотри, - говорила мама. - Здесь должно быть… Я точно видела, когда сюда вошла. Ну, даже если не сможем… ведь все равно ты хотел менять работу, ведь так?
Папа Ханс бубнил в ответ что–то неразборчивое. Лиза шмыгала носом, вжавшись лбом в холодный дерматин кресла. Тоби подковылял к сестре и, осторожно потрогав пальцем мокрую дорожку на ее щеке, спросил:
- Лиса плачет?
- Я не хочу быть мертвой! - всхлипнула девочка. - Хочу в садик! Хочу к папе Морису!
Тоби вскарабкался на стул, подтянулся, упираясь обоими локтями в широкий подоконник, и выглянул на улицу. Белый месяц, похожий на сладкий сливочный рожок, подсвечивал высокую стену кустов и асфальтовую площадку перед домом, и даже припаркованный у подъезда синий грузовик казался забытой в песочнице детской игрушкой. Тоби зевал и жмурился на опутанное стеклянными бусами огней ночное небо, на леденцовые крыши домов, на зеленую звездочку одинокого фонаря. Мальчик не знал, что смерть - это плохо, и ждал от нее волшебства.
Дорогая бабушка
«Дорогая бабушка! Я очень по тебе скучаю. Так скучаю, что даже похудел на три килограмма и новые брюки с меня падают. Мама говорит, что если не начну нормально есть, то совсем исчезну, но я так не думаю. Ничто ведь в мире не исчезает, правда? Все где–нибудь да сохраняется. Хоть муравей, хоть улитка, хоть листок с дерева - а уж человек–то тем более? Ведь мы важнее листка или муравья, как ты считаешь?
Бабушка, я пишу тебе уже четвертое письмо, но мама говорит, что туда, где ты сейчас живешь - письма доходят плохо. Зато если я буду хорошо учиться и закончу второй класс без троек, то летом мы приедем к тебе на каникулы. Я буду очень–очень стараться, обещаю, и тогда мы с тобой снова напечем пирожков и пойдем на рыбалку. Скажу по большому секрету: никто из моих друзей не умеет подсекать лучше, чем ты, и ни у кого так хорошо не клюет. У вас - там, где ты сейчас - есть река? Я надеюсь, что есть, потому как, что же это за каникулы, если нельзя ловить рыбу?