С этими словами он вышел из камеры, адвокат - за ним следом, а Фредерик и практикант с французской фамилией остались вдвоем.
- Может, выключить телевизор? - мягко предложил де Клод, поднимая нос от конспекта. - Или, если вам надо побыть одному…
- Я тут целую вечность сижу один, - горько сказал Фредерик. - Поговорите со мной, пожалуйста. Хотя бы сегодня. Все равно о чем, мне бы только слышать человеческий голос.
Жан де Клод ободряюще улыбнулся и, сняв очки, заложил ими тетрадку. Его голые зрачки блеснули мутно и растерянно. «Почему–то чем хуже зрение, тем добрее человек, - подумал Фредерик, ошибочно приняв его смущение за сочувствие. - Должно быть, оттого, что меньше мерзостей видит. Если это так, то очки - зло».
- Почему казнят ночью? - спросил он вслух.
- Ну, наверное, это такой пережиток прошлого, - с готовностью откликнулся практикант, - можно сказать, нравственный атавизм. Спровадить кого–то на тот свет раньше считалось деянием постыдным, а постыдные деяния не совершаются средь бела дня.
- Еще как совершаются! - возразил Фредерик. - Наивный вы…. - и поинтересовался. - А каков он, тот свет?
- Вы знаете, я там никогда не бывал. Но говорят… я имею в виду те, кто туда заглянул и вернулся… что он напоминает… ну, что–то вроде этой «маленькой фермы».
- Да? - Фредерик метнул взгляд на экран, но ухватил только самый хвостик плывущих по черному фону титров. - Жалко, кончилась. Надо было внимательнее смотреть. А я все отвлекался, размышлял о том о сем. Сейчас и не знаю, что там было.
- Хотите, я расскажу вам содержание предыдущих серий? - предложил де Клод.
Фредерик кивнул и закрыл глаза.
Серий оказалось ровно столько, что даже при сжатом пересказе хватило до конца дня. Вечером Фредерик принял душ и надел чистое белье. Вытащил из–под койки чемодан и сложил в него личные вещи: зубную щетку и пасту, теплый свитер - уже порядком засаленный и провонявший потом, тапочки и расческу. «Тибетскую книгу мертвых» повертел в руках и протянул де Клоду:
- Вам нужна?
- Мне–то зачем? - изумился практикант. - Я пока не собираюсь умирать.
- Все там будем, рано или поздно, - пожал плечами Фредерик и швырнул книгу в чемодан. - Я готов. Пошли?
Они спустились по лестнице - в почти кромешной темноте горели только красные лампочки пожарной сигнализации да бегущие зеленые человечки аварийных выходов - и сели в припаркованный у ворот тюрьмы трехдверный форд. Город струился широкой стеклянной рекой, отражая лохматые звезды фонарей, и длинные тени машин, и зеленые маячки светофоров.
- У нас есть немного времени? - спросил Фредерик. - Я бы хотел прогуляться в последний раз по набережной. Люблю ночное море.
- Я бы рад, - извинился де Клод, - но мы опаздываем. Ваш поезд уходит через одиннадцать минут. Вот, это вам, - придерживая одной рукой руль, он порылся за пазухой и протянул фон Мерцигу запечатанный конверт.
- Что это?
- Ваш билет. Я остановлюсь перед зданием вокзала, а дальше - ступайте сами. Платформа один дробь «в», отправление в час пятнадцать. Вы не заблудитесь. И - счастливого пути.
К удивлению Фредерика, перрон оказался ярко освещен, и на нем столпились красавцы - как на подбор. Старые, скрюченные, полупарализованные. Кособокий старик волочил за собой блестящую ленту капельницы. Высохший, как щепка, желтый карлик - а может, просто измученный болезнью ребенок - прыгал на одной ноге. Вторую заменял неумело подобранный протез. Люди, про которых забыла смерть, а жизнь - вот уже много лет, как отвернулась, и все, что им осталось, - это самим притащиться на вокзал и ехать до конечной станции.
- Имейте в виду, - предупредил фон Мерцига неулыбчивый проводник, - что на станции Тотендорф обратных билетов не продают. Если не купите сейчас - то назад не вернетесь.
- Я знаю, - обреченно согласился тот.
- Конечно, это ваше личное дело. Просто вы такой молодой, что я подумал…
- Я еду не по своей воле, - перебил его Фредерик. - Скажите, а море в Тотендорфе есть?
- Понятия не имею. Наверное, есть - но только для тех, кто погиб в кораблекрушении.
- Погибнуть в кораблекрушении я уже не успею, - вздохнул фон Мерциг. Ему хотелось рассказать всем и каждому о своей беде, но проводник махнул рукой: «Иди дальше» - и Фредерик поплелся в купе.
Сунул чемодан под полку и сел, опершись локтями на откидной стол и тревожно вглядываясь в сонную электрическую муть опустевшего перрона. Поезд даже не вздрогнул, но картинка в окне вдруг расплылась, исказилась - и словно чей–то гигантский язык слизнул ее со стекла. Мимо потекли смутные пейзажи: промзоны и новостройки, черные сады, озаренные луной полянки, железнодорожные будки. Как будто не поезд ехал, а пространство–время омывало его, как морские волны песчаный мол. Потом темнота сгустилась. Фредерик опустил стекло, и влажный ромашковый ветер хлестнул его по лицу, точно скрученное жгутом полотенце.