— Привет, мыш…Серёжка. Проснулся? — Да вроде
И тут тревога резко кольнула меня — А что с Димой? Где он? Ну!!!! — Да не кричи. Нормально с ним всё. Врачи его ночью подштопали
— Он в больнице? — Да нет, успокойся. В Рено он, с отцом
— Останови машину! Останови сейчас же! Женя протянул руку к микрофону и спокойно сказал:
— Пап, притормозим на минутку
— Зачем, Евгений? — Да мышон… Серёжке надо. Ну, очень надо
— Хорошо
Я захотел встать. Что — то мешало мне. Тугая повязка на ноге, и ещё одна — на правой руке
— Жень, а это откуда? — Не знаю, где тебя угораздило… Когда вас из машины вынимали, вы оба в крови были. Сперва думали, ты в Диминой измазался, а потом увидели И я вспомнил. Рвущаяся ткань майки и резкая боль в руке, про которую сразу забыл, и потом, когда прыгал на землю, вроде задел ногой настил..
Машины тем временем зарулили на стоянку и встали. Женя выключил двигатель. Я выскочил из Вольвы, и, прихрамывая, побежал к Рено. Дима лежал на спалке, чуть более бледный, чем обычно
— Как он? — почему — то шепотом спросил я у дяди Саши
— Нормально. Просто спит. Потеря крови — сам должен понимать. Не бойся, к вечеру проснётся
И то ли от облегчения, то ли от сознания, что всё уже позади, слёзы сами потекли из глаз
Подошел Женя, протянул руки. Я спрыгнул к нему на руки, и он, не опуская меня на землю, отнес к столбу, на котором висел жестяной умывальник. Аккуратно поставил на землю, подождал, пока я умоюсь, и протянул платок, пахнущий одеколоном. Тот же или точно такой, как в тот раз, в школьном туалете. Я тихо спросил:
— Третий раз? — Да нет, мыш. Серёжа. Скорей наоборот..
В кафе было немноголюдно. Мы заказали перекусить, и, в ожидании заказа, я стал прислушиваться к разговорам. От соседнего столика, за которым сидели четверо водителей, доносились обрывки фраз: "Гаишник говорит, пацан чуть не семи лет. На фуре, сам…Отец раненый на спалке…..Трасса четыре часа стояла, пока растащили. Я сам в этой пробке стоял…..Ходил смотреть вперёд…..Рено и Вольво, а между ними — шестёрка. С бандитами…. Да и пацан, говорят, тоже в крови, без сознания." Женя пихнул меня под столом ногой и подмигнул. А сидевший за соседним столиком пожилой невысокий водитель выглянул в окошко и обвёл взглядом стоянку. Взгляд его задержался на нашем Рено с треснувшим бампером, потом на Вольво с мятым щитком колёс. Потом он глянул на меня, перевёл взгляд на мои забинтованные коленку и локоть, посмотрел мне в лицо и понимающе улыбнулся. И незаметно для других показал большой палец. Я улыбнулся ему в ответ
Через пару дней Дима сам сел за руль. На море мы всё — таки побывали. Там мы с Димой дали друг другу страшную клятву ничего не рассказывать маме
Но когда мы вернулись, мама посмотрела на нас как — то странно и поинтересовалась, не хочет ли её кто — нибудь что — нибудь рассказать. Мы сказали, что не хотим
Тогда она сходила на кухню и принесла мою оранжевую майку, порванную и в крови, Димину майку и газету. В газете на первой полосе была фотография нашей аварии и её описание, причём газетчики изрядно приврали. Пришлось всё рассказать. Мама вздохнула, притянула меня к себе за отросший вихор и сказала:
— Ну за что мне такое наказание? Два мальчика, причем старший — самый проблемный..
Дима скорчил рожицу, мама показала ему язык и тут же взяла с нас обещание больше ни в какие истории не влезать. Мы заверили её, что так и будет
Я теперь учусь в четвёртом классе, Женя — в одиннадцатом, а психованный физик в школе больше не работает. Дима живёт с нами. Так надолго в рейсы он больше не уезжает. Мама перестала грустить, стала чаще улыбаться, особенно,
когда Дима не в рейсе. А я каждые две недели по Диминому звонку скачу на стоянку, и переминаясь с ноги на ногу, смотрю, как в конце улицы, обычно вечером, появляются сперва три оранжевых огонька, потом фары, а потом уставшее и пыльное Рено (иногда вместе с Вольвой, и тогда я стою вместе с Женей) заползают на стоянку, встают, и из кабины Рено спрыгивает Дима. Женя отбрасывает окурок, и не спеша идёт к отцу. А я сломя голову бегу навстречу
Диме и со всего разбега запрыгиваю ему на плечи. А больше мне ничего и не надо