Кроме того, по совету великомудрых англичан, ставших основными и непререкаемыми гуру для арабов, в Эмиратах отсутствуют налоги, что сразу стало привлекать сюда ушлых бизнесменов со всего мира. Безналоговая политика обернулась тем, что в Эмиратах любой товар стоит почти на треть дешевле, чем в странах, где он производится. Вот мы и повезли каучук-сырец в страну, где нет фактически никакой что-либо производящей или перерабатывающей промышленности: какая-то фирма перепродаст его с большой выгодой для себя. По этой же причине Эмираты представляют особый интерес и для громадного количества заграничных тёток, приезжающих сюда за покупками на специально организуемые гигантские распродажи шмоток, именуемые фестивалями. Это же привлекает в Эмираты и крупный бизнес, представленный здесь известнейшими банками мира и офисами самых раскрученных компаний. Отсюда и растущие, как грибы, среди голой пустыни небоскрёбы с размещёнными в них банками, офисами компаний, торговыми центрами и отелями. Такой бум породил потребность в рабочей силе, и теперь в Эмиратах на одного «локала» (то есть местного) приходится около пяти гастарбайтеров. Это люди из других, менее благополучных арабских государств, а также из Индии, Пакистана, Малайзии, Шри-Ланки и многих других стран. Но самые главные люди здесь – англичане. Они идут первым сортом и по статусу, и по престижу. После них следуют «локалы», потом другие европейцы, за ними – приезжие арабы, потом – прочая шушера, и на последнем месте рабочие из Индии и Пакистана, которые за мизерные по местным понятиям деньги вкалывают на стройках при пятидесяти градусах жары полный световой день.
Вот в такую экзотическую заграницу мне и предстояло попасть впервые в своей жизни.
Сразу за портовой территорией начинался примыкавший к ней вплотную район старого города. Это были одноэтажные глинобитные строения, обращённые к улице глухими, без окон, стенами либо такими же глухими глинобитными оградами. Над этим плоским ландшафтом возвышались довольно длинные, этажа на три-четыре, прямоугольные трубы. Это напомнило мне крематорий из фильма про Освенцим, только труб было много – почти над каждым домом. Оказывается, это были вовсе не трубы крематория, а местная система вентиляции и охлаждения жилищ. За счёт высоты труб возникал перепад давления, и воздух из жилых помещений увлекался вверх, затягивая свежий в дома. Возникал сквознячок и даже некоторая прохлада. Чем выше была труба – тем в более комфортных условиях жили хозяева.
По улицам ходили совершенно одинаково одетые люди: мужчины – во всём белом, женщины – во всём чёрном. При этом «во всём» – мягко сказано. Мужчины были в белом с головы до пят в своих длиннющих белых рубахах и каких-то бабьих, в мелкую клетку, платках, опускавшихся им на плечи и закреплённых на голове чёрным обручем. У женщин чёрным закрыто было буквально всё, и даже, лицо закрыто чёрной занавесочкой. Открытыми оставались только глаза. А на лицах некоторых женщин были надеты какие-то оставляющие открытыми опять же только глаза кожаные, как бы медицинские маски, похожие больше на собачьи намордники или на забрала рыцарских шлемов.
Пройдя старый город, где, кроме уже выше перечисленного, в каждом квартале над серой одноэтажной застройкой возвышались минареты и купола мечетей, мы подошли наконец к видневшимся ещё издалека небоскрёбам нового города. Здесь начиналась банковская часть делового центра, что не представляло для нас никакого практического смысла из-за отсутствия вкладов в банках и вообще каких либо финансово-деловых интересов на тот момент. Мы быстро миновали этот местный «Уолл-стрит» нового города и вышли на главную респектабельную улицу – аль-Вахда роуд, заполненную отелями, магазинами, ресторанами и прочими атрибутами загадочного, такого привлекательного и такого недоступного мира «загнивающего запада». Улица эта была заполнена самым разнообразным народом. Со всех сторон слышался разговор на многих языках, но в основном на английском. Как выяснилось, ввиду громадного количества приезжего народа английский стал в Эмиратах главным языком общения, и для «локалов» он теперь второй основной – после арабского. На нём свободно говорят даже местные дети. Меня поражало, как много в этой стране совершенно свободно живущих людей со всего мира, и это никак не пугает её руководителей. Почему-то в Советском Союзе каждый даже случайный контакт с любым иностранцем был государственным преступлением, приравненным к госизмене. А тут – на тебе! Никто не боится не то что разговаривать, а хоть за ручку ходить с кем хочешь. Погуляв немного по аль-Вахда роуд, мы, скорее чтобы отметиться, решили выпить по чашечке кофе, так как большую роскошь ввиду ограниченности финансовых ресурсов не могли себе позволить. Проходя мимо стеклянных стен какого-то кафе, перед входом в который прямо у тротуара стояло несколько столиков, мы присели за один из них. Из кафе тут же выбежал очень проворный молодой смуглый парень и жестом бывалого фокусника расстелил перед нами белоснежную скатерть. Женька что-то вдруг сказал ему на непонятном мне языке. Парень тут же скрылся в кафе и через некоторое время принёс поднос с тремя чашечками изумительно ароматного кофе. То питьё под названием «кофе», которое мне приходилось пить в нашей студенческой столовой, ни в коей степени не соответствовало этому чудесному напитку ни ароматом, ни вкусом, и вообще трудно понять, почему ту сваренную в общем баке бурду называли кофе.