Позже брат рассказал мне, что это были индусы-сикхи, «королевские грузчики» – элита сингапурских портовых докеров. Они занимались исключительно погрузкой каучука, очень хорошо зарабатывали, и попасть в их бригаду можно было только по наследству. Никто, кроме них, не мог проделывать такие фокусы со стокилограммовыми тюками.
В восторге от полученных впечатлений, я расположился на верхней палубе и стал зарисовывать по возможности в свой маленький альбом всё это великолепие, чем привлёк любопытство экипажа, для которого рисующий на палубе пацан был не меньшей экзотикой, чем для меня индусы.
Брат в кают-компании за ужином объяснил заинтересованным сей феномен тем, что я молодой, подающий надежды художник и уже студент художественно-графического факультета. Посыпались предложения от команды – нарисовать их портреты, а капитан сделал особенный заказ: дописать на висевшем в кают-компании морском пейзаже парусный корабль для придания картине большей достоверности. Последнее предложение меня особенно заинтересовало, так как для его исполнения понадобились художественные масляные краски и кисти. Кроме того, я нагло присовокупил сюда ещё и этюдник со складными ножками и ещё ряд кое-каких мелочей, корыстно надеясь, что всё это богатство достанется в итоге мне в личное пользование. Капитан распорядился послать на берег кого-то из команды и закупить в городе всё необходимое по сильно преувеличенному мной списку.
Всё это обеспечило в итоге наполненность моего вынужденного досуга и резко увеличило контакты с экипажем, стоящим в очереди за портретами. Особенно радовало, что такая популярность повышает моё реноме в глазах весьма скептично относящегося ко мне брата. Кроме того, портреты давали шанс совместить приятное с полезным: заодно выполнять программу летней практики по рисунку и живописи.
Любоваться сингапурской экзотикой довелось неделю, пока не был принят весь предписанный нам груз. Впрочем, наше судно едва не задержалось ещё на неопределённый срок.
Оказалось, что один из членов команды, матрос по имени Серёга, несмотря на то что на берег отпускались только строго по трое, чтобы каждый по инструкции замполита ответственно следил за другими, всё-таки умудрился в каком-то припортовом заведении напиться лишнего. Он затеял драку с арабами, сидевшими за соседним столиком, которые, несмотря на запреты ислама, тоже, оказывается, не прочь иногда накатить. Его почему-то не устраивало соседство, как он потом объяснял, с «пендосами чёрномазыми». Наши, конечно, за Серёгу заступились. А там ещё были поляки, которые тоже за Серёгу заступились, да ещё ввязались какие-то французы. Короче, явилась местная полиция – индусы с бамбуковыми палками как следует всем вломили, и тех, кого посчитали зачинщиками, в том числе и Серёгу, арестовали. Пришлось нашему капитану вместе с замполитом дипломатическими методами улаживать этот международный конфликт и вызволять матроса из сингапурской «кутузки». Это продлило на один день наше пребывание в Сингапуре.
К не очень большому моему сожалению, в данном порту не оказалось судна, подходящего для столь высокой миссии, как отправка меня домой. Мы загрузились каучуком для Южно-Африканской Республики и непредвиденно, по радиограмме из пароходства, и для Арабских Эмиратов. Нам предстоял длительный переход по южным широтам с заходом в экзотический порт Шарджа.
Моя жизнь на судне постепенно становилась всё насыщенней впечатлениями и знакомствами. Свободные от вахты моряки с удовольствием позировали мне, что скрашивало их досуг в замкнутом пространстве корабля. Я тоже извлекал из этого немалую для себя выгоду. Те портреты, которые не особенно удовлетворяли «заказчика», становились моим личным фондом, которым наряду с натурными зарисовками и этюдами я собирался поразить своих педагогов по возвращении в институт. Кроме того, я получил отличную возможность общения с кругом совершенно новых и необычных для меня людей. Особенный интерес к возможности запечатлеть себя проявила одна из тех чудесных женщин, присутствие которых в кают-компании так приятно удивило меня. На судне она совмещала две должности: официантки и библиотекаря.
В моей не сильно благодаря юному возрасту насыщенной событиями биографии особенным пробелом, смущавшим моё самосознание, было отсутствие опыта отношений с женщинами.
Конечно, имелось в виду не повседневное общение, которым иногда даже чрезмерно наполнена жизнь каждого, кто не сидит целыми днями дома. Подразумевалось то, что давно уже зрело в глубинах моего подсознания, но пока не имело возможности воплотиться в реальной жизни.