Я дунул в трубу, но едва только раздался звук, дядюшка Загрушка рассердился:
— Что это такое? Насмешки строишь? Я постарше тебя. Если нужно, я в два счёта с таким щенком разделаюсь. Твой папочка в твои годы каждый день что-то в дом приносил. А ты что делаешь? Придёшь из школы, берёшь санки и тут же мчишься в Ага́чину!
— Я не хожу в Агачину.
— Молчи, а то подзатыльник дам! Дома тебя не бьют, в школе не бьют, растёшь — заботы никакой не знаешь! Придётся с твоим отцом поговорить. Не может ли он каждый день щелчком-другим тебя угостить? Да будь у меня такой мальчишка, я бы каждый день его драл. Так через годок-другой из него виртуоз получился бы. Ты знаешь, что такое виртуоз?
— Нет, не знаю.
— Зачем же ты в школу ходишь? В школу ходишь, а ничего не знаешь. Кто тебя учит? Учитель?
— Нет, учительница.
— И с ней я поговорю, пусть возьмёт тебя в руки. Мне показалось, ты парень во! И вдруг на́ тебе! Думаешь, трубу взял — и шагом марш? Таких растрёп в деревне я миллион найду. Но таких мне и даром не надо. Такого растрёпу я за шиворот возьму и вон вышвырну. Гляди, как ты стоишь! — Он дёрнул меня за плечи, словно хотел выпрямить. — Видал ты, чтобы какой-нибудь музыкант так стоял? Может, и видел, а я ещё раз говорю, что это был никакой не музыкант. А тоже какой-нибудь растяпа. — Дядюшка Загрушка помолчал, потом сказал уже спокойнее: — Важно, как ты держишь трубу, как выглядишь, понял? Выглядишь чуточку чудно́, и люди на тебя уже пальцем показывают: смотрите, мол, какой смешной парень на геликоне играет. Глядите, глядите, у этого парня глаза словно яблоки!
Я улыбнулся.
— А это всё важные вещи, — продолжал Загрушка. — Один музыкант глаза таращит, другой щёки надувает. Зачем щёки надувать? Кто-нибудь возьмёт да и ткнёт в них булавкой. — Теперь засмеялся и он. — Считать умеешь?
— Считать?
— Считать не научишься, никакого проку из тебя не получится. У нас, например, есть целая нота. — Он взял со стола бумагу, из кармана достал карандаш и нарисовал неуклюжий кружочек. — Какая это нота?
— Целая.
— А как ты считать будешь?
— Раз.
— Как бы не так! Какая целая нота?
— Целая.
— Заладил: «Целая, целая»! Это я тебе сказал, что целая, но сколько времени будем мы считать целую ноту?
Я пожал плечами.
— Сколько у тебя по арифметике?
— Тройка.
— Я поставил бы тебе единицу. Если мы возьмём яблоко и разрежем его на четыре части, сколько будет четвертинок?
— Четыре.
— Вот видишь. Я тебе сам всё уже заранее сказал. Сколько нужно отсчитать, чтобы сыграть целую ноту?
— Четыре.
— Дуй в трубу и считай!
— Так ведь не получится ничего.
— Кто тебе сказал?
— Как я могу дуть и считать?
— Так же, как и другие.
— Вместе считать и дуть?
— Считать на четыре.
— Но ведь и вправду так сделать нельзя.
— «Нельзя, нельзя»! Если ты этому не научишься, никогда в жизни музыкантом не станешь. Я не говорю, что это легко. Будь музыка лёгким делом, каждый дурак на трубе бы играл. Тут-то и зарыта собака. Музыкант должен знать ноты, должен уметь обращаться с инструментом и, кроме всего прочего, уметь считать. Гляди на меня. — Дядюшка Загрушка выпрямился, закрыл глаза и некоторое время не шелохнулся. — Ты что-нибудь заметил?
— Заметил.
— Что ты заметил?
— Вы закрыли глаза.
— Балда! Я спрашиваю: заметно ли было, что я считал?
— Нет, не заметно.
— Теперь понимаешь? Вот чему ты должен научиться. Ты считаешь, но никто этого не замечает. Попробуй-ка!
Я закрыл глаза и сосчитал до четырёх.
— Считал?
— Да, считал.
— До скольких ты считал?
— До четырёх.
— Я вижу, из тебя выйдет толк. Теперь ты можешь при счёте отбивать такт ногой. Вот так.
Он закрыл глаза, выставил правую ногу и начал медленно поднимать и опускать носок.
— Понял?
— Понял.
— В школах будто бы такт отбивать запрещают, но ты можешь отбивать сколько тебе угодно. Пойдём дальше. Извлеки из трубы длинный звук и при этом считай до четырёх. Действуй!
Я приложил к губам мундштук и сыграл длинный звук.
— Ты сейчас считал?
— Да, считал.
— Какая же это была нота?
— Целая.
— Почему же это была целая нота?
— Потому что я считал до четырёх.
— Я вижу, ты понимать начинаешь. Сколько долей в половине ноты?
— Две.
— Очень-очень хорошо! Сумел бы ты её сыграть?
Я приложил мундштук к губам и сыграл половину ноты.
— Если будешь так успевать, очень меня порадуешь. Я отцу не пожалуюсь и про учительницу думать не стану. Какие у тебя были отметки?