События третьего курса сводились к какому-то Сириусу. Поттер постоянно запинался на этом имени, словно ему было больно его произносить. А когда он стал рассказывать про хагридовского гиппогрифа, то вспомнил, что не один: умолк и испуганно уставился на Макнейра. Тот сначала не понял, почему; ему было глубоко и искренне плевать и на агрессивных тварей, и на клюнутых ими мальчишек. Но Поттер, похоже, был уверен, что он спит и видит, как бы обезглавить побольше гиппогрифов, и ждал реакции.
— Чёртов Дамблдор, — буркнул Макнейр, чтобы что-то сказать.
— Он тут ни при чём, — вскинулся Поттер. – Просто у нас оказался хроноворот…
— Дамблдор всегда при чём, — убеждённо сказал Макнейр безо всякой злости. Ему не было дела до противостояния директора и Лорда, до всевозможных интриг и мышиной возни – его это просто не касалось. Зато Поттер явно угодил в эпицентр.
Слушать про Турнир было ещё занятнее.
— Так это не ты её бросил?
— Что?
— Бумажку в кубок?
— Скажи ещё, что не знаешь, — фыркнул Поттер.
— Откуда?
Поттер с минуту сверлил его недоверчивым взглядом, но рассказ продолжил. До сих пор Макнейр не знал, как Лорду удалось возродиться, Кругу он не докладывался. Когда Поттер дошёл до этого места, то замолчал намертво. Макнейр подождал немного и спросил:
— Так это амосов сын был?
— Что? – Поттер вздрогнул, словно просыпаясь. – Кто?
— Парень, которого Крыса порешил?
— Да, — Поттер натянул полу свитера до самых ступней и криво усмехнулся. — Кажется, мистер Диггори теперь меня ненавидит.
— За что? – удивился Макнейр.
— Седрик умер из-за меня, — пробормотал Поттер, уткнувшись носом в растянутый воротник. В понимании Макнейра эта фраза была настолько бессмысленной, что он решил – послышалось.
— Ладно, дальше что было?
Про пятый год Поттер рассказывал, тщательно подбирая слова. Он явно избегал упоминать о пророчестве. Макнейра всё подмывало сказать, что пророчество его волнует не больше, чем прошлогодний снег, но он смолчал. Всё равно не поверит. А Поттер опять заговорил о Сириусе. Макнейр поднапрягся и вспомнил пожухлого красавчика, смутно похожего на Беллатрикс. Её брат, кажется. Или кузен? Лихо она его за Арку спровадила, по-родственному. Тем временем голос Поттера стал ещё тише, перешёл на шёпот.
— Что ты там шелестишь, я не слышу, — недовольно сказал Макнейр, придвигаясь ещё ближе. Но Поттер не ответил. Он смотрел на огонь странным застывшим взглядом и шевелил губами.
— Если б не я, он бы жил, — разобрал Макнейр. – Он бы не умер…
— Все умирают.
Поттер посмотрел так, словно прикидывал, продолжать ли разговор.
— Ты не понимаешь, — сказал он наконец. — Сириус был моим крёстным. Моей семьёй. Он пошёл в Министерство за мной и…
— С крёстными такое тоже случается.
— Почему он, почему именно он, — забормотал Поттер, бессильно уткнувшись лицом в колени. — Почему…
— Вот все так.
Поттер поднял голову.
— Что?
— Все спрашивают, почему умер. И никто – почему жил. А ответ один: жизнь случилась – живёшь, смерть случилась – помираешь, — Макнейр развёл руками, не зная, как ещё объяснить столь элементарную вещь. – И что ты всё заладил «я, я». Есть смерть, она приходит разными путями, и ты тут уж точно не…
— Как у тебя всё просто, — перебил Поттер и нехорошо прищурился. Теперь он опять напоминал взъерошенного зверька, готового в любой миг цапнуть за палец. По мнению Макнейра, это было лучше, чем терзаться попусту.
— А у тебя — сложно, — в тон ответил он. – Напомни, кстати, кто из нас пытался утопиться?
Поттер вскочил с кресла. Запутался в свитере, чуть не упал, но тут же выпрямился, прожигая Макнейра злым взглядом. Он явно собирался наговорить лишнего. «А я ведь с ним спорю, — с удивлением осознал тот. – Спорю с Поттером».
Макнейр встал, ловко ухватил его за воротник (Поттер подавился гневным клёкотом) и подтолкнул к выходу.
— Идём.
— Куда?
— На кухню. Тебе – чистить картошку.
*
После ужина Макнейр вышел посидеть на крыльце. Обычно дома его не тянуло курить, но в этот раз купленная в Лондоне пачка пришлась кстати. Однако привычное умиротворение не наступило даже после порции никотина. Покой был нарушен. Почему? Макнейр не привык к самокопанию. Окончательно замёрзнув, он просто выбросил недокуренную сигарету и вернулся в дом.
Поттер уже спал и, судя по звукам, опять видел кошмары. Макнейр приостановился у его двери. Вечером он нагрузил Поттера работой по дому, чтобы дурь из головы повыветрилась. Кажется, не помогло.
Макнейр вошёл в комнату и сразу же понял, что на этот раз сон у Поттера был приятный. В тихих коротких стонах слышалась не мука, а… Макнейр подошёл к кровати. Ну точно: стоило немножко окрепнуть и подкормиться, тело напомнило о себе. Он помнил этот поганый возраст – вечный стояк не к месту и сны, конечно. В мягком свете ночника Макнейр разглядел порозовевшие щёки Поттера, чёрную прядку, прилипшую ко лбу, капельки пота над верхней губой. Сам не зная зачем, он взял одеяло за уголок и медленно стянул его. В ноздри ударил жаркий запах чужого возбуждения – не тяжёлый мускусный, присущий зрелым мужчинам, но более тонкий и неизбежно волнующий.
«Надо было дать ему пижаму», — отстранённо подумал Макнейр, садясь рядом. А рука уже сама тянулась к небольшому аккуратному члену, поблёскивающему от смазки, – накрыть, погладить, заставить отзывчивое молодое тело выгнуться, прося ласки. Макнейр сжал пальцы, ощущая нежность гладкой кожицы и пульсацию крови под ней. Он наклонился и накрыл пересохшие губы Поттера своими, заглушив его вскрик, и почувствовал ответное движение языка и горячие капли на ладони…
Поттер открыл глаза.
Несколько секунд они таращились друг на друга с одинаковым изумлением; потом Макнейр встал и торопливо вышел.
========== Глава 5 ==========
Утром за завтраком всё было как обычно, не считая ошеломлённых, почти испуганных взглядов, которые бросал на Макнейра Поттер. Он явно пытался убедить себя, что ночное происшествие ему почудилось или приснилось. Макнейра так и подмывало развеять его иллюзии, но он сдерживался: пришибленный вид и внутренние терзания Поттера служили небольшой компенсацией за ноющую боль в яйцах, результат подавленной эрекции. Стояк вчера был – хоть стены тарань. Понятно, что приспичило: два месяца не трахался, тут и на гиппогрифа встанет. Но он ушёл. Почему? Макнейр и сам не понимал. Поттера можно было брать тёпленьким, он и сопротивляться бы не стал. То есть, побрыкался бы, конечно. Секунд десять. За время службы у Лорда Макнейр не раз проделывал это с приглянувшимися парнями: развернуть спиной, зафиксировать запястья, прижать, надавить на поясницу, заставляя прогнуться, – очень просто. А если захочется по-другому, то достать нож, поиграть им немного, и – полное послушание, жажда жизни победит. Она всегда побеждает.
Поттер сидел, уткнувшись в кружку с чаем. Его очки запотели от пара, кончики ушей выглядывали из взлохмаченных волос, наливались краснотой. Забавное зрелище. И зачем надо было лезть к нему с поцелуями? Макнейр не особо умел целоваться, шлюхи этого не любили. Трах с соратниками сводился к снятию напряжения, избавлению от опасной, клокочущей в жилах ярости, которую вызывает в мужчинах запах крови и звук битвы. Продолжение схватки. Не всерьёз, не до боли, но безо всякой осторожности и бабских слюней. Поэтому ему и нравился секс с мужчинами – полное понимание, никаких претензий. Никаких поцелуев. Просто один уступает на время другому, более сильному. Ему.
Щурясь сквозь исходящий от кружки пар, Макнейр разглядывал Поттера. Тот нервно дёргал плечом, пытаясь поправить сползающий свитер, облизывал губы. Он только что от души хлебнул горячего чая и, надо думать, сильно обжёгся, но смолчал и даже не поперхнулся кипятком. Макнейр усмехнулся про себя: молодец. Интересно, под ним тоже был бы таким тихим? Но лучше не проверять, возни с этими девственниками. Да и как его, такого мелкого, трахать? Там же просто некуда. Он ощупал взглядом торчащие из ворота ключицы, костлявое плечо – свитер опять сполз, колени, притянутые к подбородку, — и как только умещается на табуретке с ногами. Жестокость была частью профессии Макнейра, но удовольствия он в ней не находил. И детей не трогал. Но Поттер не ребёнок. А с девственниками никто не любит иметь дела, но кому-то ведь приходится…