– Так он сам виноват – бузу поднял. Да еще при задержании нашего вырубил.
– Вообще-то ему не резон бузу поднимать. Да и не было у нас бузы особой. Крысу в макаронах нашли, жрать отказались. Кум прибежал в столовку, хай поднял, блатному по морде дал, тот ответил. Вот и вся буза… Кто вас-то вызвал?
– Гладких и вызвал. Мол, зона бунтует, на голодовку села, надо усмирять.
– Развел он вас, похоже…
– Зачем?
– Откуда я знаю? Может, власть показать, пока Вышкин в отпуске. Потом вряд ли получится.
– Он, кстати, и на Сумарокова ткнул, дескать, он зачинщик.
– Да Сумрак вообще ни при чем, его в столовке не было.
– Странно. – Сергей посмотрел на Сумрака. – Ты, кстати, говорил, что ему чем-то обязан.
Евгений поведал о происшествии в карантине, закончив рассказ на лирической ноте:
– Короче, Серега, если товарищ Сумрак не вернется по месту несения службы, мне там тоже ловить нечего…
– Скорей всего, не вернется… Ему лет пять ДП[18] светит за вчерашнее. С переводом в другую колонию. Гладких уже рапорт накатал… А может, и тебя в другую зону перекинуть? Я могу договориться.
– Какая разница? От перемены мест отсидки сумма срока не меняется. Что так зарежут, что эдак.
– Ладно, придумаем что-нибудь, не тоскуй… Я с врачом договорился, он разрешение на твой переезд в Тихомирск только через пару недель даст. А то в тюремной больничке коньячку хрен дадут попить.
Сергей поднялся со стула, вновь приковал Кольцова к койке. За забинтованную руку. Здоровая нужна, чтобы держать ложку и писать стихи, если вдруг посетит муза. Сумарокову хуже, он здоровой рукой прикован, на гипс наручники не налезли. Умрет голодной смертью.
– Браслеты пока снимать не буду, извини… Вдруг какой мудила из управы пожелает на вас посмотреть.
– Без проблем. А в сортир как?
– Мужики в коридоре – крикни, они проводят. Что еще привезти?
– Я подготовлю список на двух листах… Щетку зубную купи с пастой. И станков одноразовых.
– Не вопрос. Выздоравливай.
К вечеру Сумароков пришел в себя. И даже сумел самостоятельно подняться и присесть на койку. Действительно, крепкий мужик. Другой бы после такой мясорубки неделю-другую в коме валялся под капельницами.
Прогуляться по палате ему мешали наручники. Посмотрел незабинтованным глазом на Кольцова, узнал его.
– Здорово, мент, – с трудом прошепелявил он. Странно, что вообще смог заговорить. Челюсть против сапог и дырокола, что лопата против танка. – А где это мы? В карантине, что ли?
Судя по вопросу, память положенцу отбили не окончательно, раз он узнал Кольцова и вспомнил про карантин. Опер в двух словах рассказал про чудесное, практически сказочное спасение.
– Благодарю, – прошептал Сумрак и снова рухнул на кровать.
– Выпить хочешь? Коньяк есть.
– Я не пью.
– Да ладно… Я никому не скажу, если тебе со мной выпить западло.
– Говорю ж, не пью… Совсем. Даже пиво… Чего у меня с потрохами, не слышал?
– Ушиб мозга, челюсти, разрывы каких-то органов, перелом пяти ребер, еще чего-то там. Короче, салат оливье без майонеза. Глаз, кстати, тоже выбили.
– Совсем?
– Не спрашивал. Радуйся, что не оба…
Радовать перспективой нового пятилетнего срока за дезорганизацию работы колонии Евгений Дмитриевич соседа по палате не стал. Тот ведь к дембелю готовился, а тут такая непруха… Не каждый выдержит.
* * *
Сергей навещал бывшего однополчанина каждый день, как мог подкармливал и подпаивал. Сумрак с Сергеем не здоровался и в разговоры не вступал, хотя командир «Тайфуна» попытался выйти на контакт и даже извиниться.
– Ты пойми, мужик, меня втемную использовали. Кум позвонил, что в колонии бардак. Неповиновение. Мое дело маленькое – подавить. На тебя показал как на основного. А ты еще сопротивление оказал.
– Иди ты к козе в трещину со своими извинениями, – прошепелявил положенец и отвернулся к стене.
Его уже перековали. Чтобы не кормить с ложечки, сцепили ноги наручниками наподобие кандалов.
С Кольцовым он тоже особо не общался и ни о чем не просил. Не о чем ему с ментом «коляски гонять». Лишь через неделю, когда начал передвигаться (прыгать) на своих двоих и более-менее внятно говорить, обратился с просьбой:
– Слышь, мне позвонить надо. В Тихомирск, на волю. Перебазарь со своим корешом, может, разрешит от лепилы[19] брякнуть. Наверняка тут телефон есть.
Кольцов просьбу выполнил, Сергей снял кандалы и отвел Сумарокова в кабинет к врачу, предупредив, чтобы тот не подбивал своих дружков-приятелей с воли брать штурмом больницу.
– Не дрейфь, я с башкой дружу.
Говорил Сумрак минут двадцать, Сергей дожидался в коридоре. Вышел положенец мрачнее прапорщика, страдающего похмельем, поблагодарил и вернулся в палату.
Через три часа возле больницы остановилась авторитетная иномарка с тихомирскими номерами, и водитель передал охранникам два объемных пакета – «дачку» для Вити. Стражники, как требует строгая инструкция, осмотрели содержимое пакетов и изъяли запрещенные и подозрительные продукты: французский коньяк (запрещено!), английский чай (строго запрещено!), колбасу копченую отечественную (подозрительно!), нарезку рыбную норвежскую (сомнительно!), прибалтийские консервы (взрывоопасно!), бразильский растворимый кофе (перебьется!).
Сумрак с безразличием, не разбирая, бросил пакеты на свободную кровать, кивнул Кольцову:
– Хочешь, хавай…
Сам он за весь вечер так и не притронулся к «дачке», ограничившись несколькими глотками минералки. Опер съел пару яблок и банан.
Утром Сергей привез последние и не очень приятные известия. Вывел однополчанина на задний двор больницы, угостил сигаретой. Сидеть перед больничкой было бы неосмотрительно. Могли доложить, что командир «Тайфуна» нарушает должностные инструкции.
– В зоне бригада прокурорская работает. Разбираются по поводу вашей заморочки. Вышкина хотели из отпуска отозвать, только с ним связи нет, он все телефоны отключил, чтоб не доставали. Меня вчера допрашивали. Гладких заявил, что начальство в известность не ставил, дескать, сам хотел бунтовщиков угомонить. Я его спрашиваю, кому ж ты тогда из кабинета названивал? Обстановку докладывал? А он – никому я не докладывал, послышалось, наверное, тебе.
– Мутит он что-то…
– Это точно. Следачка дело на твоего соседа возбудила по триста двадцать первой, за то, что ему по харе дал. Я соврал, что вы еще не оклемались. Как в Тихомирск переведут, приедет на допрос. Передай мужичку: пусть к очередной пятилетке готовится. Меньше не получит. Обрадуется, наверно.
– Он-то, может, и обрадуется. Только я заскучаю.
Сергей ничего не ответил. Как обеспечить Женьке безопасность, он пока не придумал.
И вряд ли придумает. Даже перевод в другую колонию дело не такое простое. Хоть побег устраивай. Только куда отсюда убежишь? Найдут и довесок к сроку припаяют. Больший, чем сам срок.
– А когда в Тихомирск переведут? Примерно?
– Послезавтра, – нехотя ответил Сергей.
Они посидели еще немного, потом Гагарин проводил друга до палаты и умчался на службу.
Сумрак еще спал. Всю ночь он ворочался, видимо, страдал бессонницей, и вырубился только под утро. Повязка по-прежнему стягивала его глаз. Врач сказал, чтобы в тюремную больницу обязательно вызвали специалиста по глазным травмам.
– Да у них там каждый прапор специалист! – пробурчал Сумрак. – Второе бы зенко сохранить.
Когда он проснулся, Кольцов не рискнул сообщать приятную новость в лоб. Решил подготовить, зайдя со стороны:
– В зоне прокуратура работает.
– Много не наработает.
– Серега сказал, на тебя копают. Ты чего, куму по роже заехал?
– Если б серьезно заехал, он бы сейчас в соседней палате дох. Так, по скуле браслетами погладил…
– Боюсь, это без разницы. Главное, заехал.
– Тебе-то чего бояться? – Чувствовалось, что разговаривать с ментом у положенца особого желания не было.
– Но ты ж за меня вписался. Там, в карантине.
– Настроение было хорошее. – Сумрак не стал раскрывать истинную причину.