Но и драконья огнедышащая железа ни на йоту не приблизила Мудреца к успешному завершению поисков, и Аристарх сразу понял, почему. Прикосновение к любому металлу почти мгновенно гасило огненные сгустки, оказавшиеся ни чем иным, как сгустками холодной плазмы… Как могли проникнуть сюда, в средневековую рыцарскую сказку, эти сверхустойчивые модели шаровых молний, предназначаемых в своё время для освещения жилых пещер австралопитеков? Одно из двух: либо это НЕ средневековая сказка, либо (что почти невероятно) не все соплеменники старого Ы вымерли в результате опрометчивых Саввиных экспериментов по созданию стабильно счастливого социума…
Не поминай имя Саввино всуе: он лёгок на помине! Не успел Аристарх наиграться с железой, глядя, как разнокалиберные солнышки то с шипением втягиваются в медные треноги реторт, то нетерпеливо приплясывают на вогнутом дне керамического тигля, то легко и беззвучно гаснут, коснувшись серебряных ножен драконьего когтя, — как это его занятие было прервано панической телепатемой Саввы.
Опять ЧП имело место в северной части Восточного полушария — на самом, по мнению Саввы, неблагополучном участке Объекта. Увы, шеф, снова Москва, на сей раз научная. Нет, к официальной науке это никакого отношения не имеет, официальная наука как раз хохочет, плюётся через левое плечо или скептически пожимает обоими, по-прежнему полагая Второе Начало термодинамики священным и непорочным. Но уже недалеко то время, когда пятеро сумасбродов, обосновавшихся в 1-м Голутвинском переулке, где они соорудили в подвале свою установку из списанного электрооборудования… И Савва, торопясь и путаясь, изложил самоновейшую теорию вакуума, дерзко и не вовремя измышленную подвальными сумасбродами.[1] Они, видите ли, настолько приблизились к пониманию действительного механизма внутрисолнечной энергетики, что это чревато скорыми и катастрофическими последствиями не только для цивилизации Объекта, но и для Солнечной системы как таковой. Хочешь ли Ты увидеть двойную звезду на месте Системы, шеф? Ну, так Ты её скоро увидишь, если не позволишь мне принять самые безотлага…
— Когда ты, наконец, перестанешь паниковать? — рявкнул Аристарх. Когда ты, наконец, уразумеешь, что открытия появляются не раньше, чем в них возникает нужда? Во-первых, эту твою самоновейшую теорию официальная наука сочтёт — уже сочла! — очередной ересью, и еретики вскоре будут публично высечены своими благоверными и остепенёнными собратьями. А во-вторых и в-главных, Я уже и сам не помню ни сути, ни деталей внутрисолнечной энергетики. Но Я отлично помню, что упомянутый механизм заведомо и много сложнее любых спекуляций, доступных для двоичной логики. Грубо говоря, сей механизм настолько сложен, что ИМ он никогда не понадобится… И учти, Савва: у нас с тобой нет запасного человечества! Не вздумай проделывать с ними то же, что ты проделал с племенем Ургха. Никаких подкорковых вмешательств! Никакого манипулирования чувством самодостаточности! Если Я вернусь и обнаружу, что ты опять пытался внедрить единомыслие, Я тебя разжалую! Я тебя сошлю, заточу и сгною! Ты у Меня будешь рядовым необученным информатором на Объекте! Ты Меня понял, Савва Ф.?
Но Саввин испуг был настолько велик, что этот надёжный, апробированный поколениями сатрапов, полководцев, директоров и прочих властителей метод пресечения паники не возымел обычного действия. Савва согласен был стать рядовым информатором на Объекте. Савва согласен был стать даже барабашкой где-нибудь на окраине Томска — но лишь после того, как шеф-демиург выслушает его до конца. Всего лишь два соображения. Вот они.
Первое. Сумасброды сумели получить экспериментальное подтверждение своей ереси: двухсотсвечовые лампы в их подвале горят полным накалом, забирая из сети лишь десять процентов необходимой мощности. Остальные 90 процентов генерирует вакуум. Нет, официального акта составить пока не удалось: помешали своевременно и тонко сработанные случайности. Но еретики настойчивы, и акт будет. Через месяц, через пять месяцев, через пять лет, но будет. Вспомни небесные камни, шеф: тогдашняя Французская Академия была не в пример ортодоксальнее. Вспомни формулы Циолковского и Цандера: они тоже не слишком долго пролежали под сукном — и как Тебе пришлось потом подсуетиться на обратной стороне Луны? Вспомни, наконец, письмо Эйнштейна к Рузвельту…
И второе. Теоретические построения еретиков из Первого Голутвинского чреваты преждевременным крахом Принципа Исключённого Третьего. Работая в рамках примитивной двоичной логики, они сумели вплотную подойти к отрицанию дуализма материи и пространства! Маленький шажок, одно-единственное, лежащее на поверхности допущение — и они безоглядно выпрыгнут за пределы «да» — «нет»… Вот Тебе и философская стратегия, шеф, которой Ты от меня так добивался!
— Хорошо. Приготовь конспект к Моему возвращению.
Значит, шеф-демиург согласен, что это действительно серьёзно?
— Нет, не согласен! — отрезал Аристарх. — просто Мне любопытно. «Могу ли Я создать камень, который не смогу поднять?» Видимо, это один из таких же парадоксов, и его легко разрешить в плоско-свёрнутой логике, замыкающей «всё» на «ничто»… Но ты всё-таки приготовь конспект: Мне любопытно, и Я полюбопытствую. И занимайся, наконец, делом.
Делом Савва тоже займётся, ему известно, что Аристарх называет делом…
— Вот и займись. Всё!
Ещё одно солнышко, прежде чем рассыпаться искрами и погаснуть, полыхнуло на острие когтя, осветив на миг согбенную фигуру у двери. Аристарх вздохнул, выдавил из железы молнию посолиднее и подул на неё, отгоняя под своды подвала. Гость непроизвольно закрылся от света ладонью. Очень старый рыцарский плащ ниспадал с его плеч почти до самого пола.
— И давно ты здесь? — спросил Аристарх.
— Я не решался прервать ваши размышления, Рыцарь Зари, — уклончиво ответил Отшельник, щурясь от яркого света.
— Значит, давно. Остаётся надеяться, что я размышлял не вслух. Аристарх отвернулся, сунул драконью железу на место и снова посмотрел на старика. — Как твоё сердце?
— Благодарю вас, рыцарь. Болит, и с каждым днём всё сильнее. А как ваше?
— Перестало, когда я выбрался из подвалов.
— И вынесли меня, — напомнил Отшельник.
— И вынес тебя, — согласился Аристарх. — Это тоже имеет какое-то значение?
— Для меня — да. Я пришёл поблагодарить вас.
— Пустое, старик, пустое, — усмехнулся Аристарх. — Ведь я же чуть не убил тебя потом.
— Я видел, чего вам стоило не сделать этого, — с улыбкой же отвечал Отшельник. — И, помнится, тогда же подумал, что не ошибся, отдав коготь вам.
— Тогда. А теперь?
— А теперь я не знаю, что думать.
— И пришёл, чтобы забрать его у меня? На!
К его удивлению, старик взял коготь. Вынул его из ножен, вернул ножны рыцарю, подошёл к свободному от столов и полок участку стены, с неловким размахом вонзил в неё коготь как можно выше и, ухватившись двумя руками, с натугой протянул сверху вниз. Посыпались каменные крошки и пыль, в стене осталась глубокая борозда.
— Теперь попробуйте вы, — предложил Отшельник.
Аристарх попробовал. Дважды. Озадаченно хмыкнул, потрогал пальцами борозду, оставленную стариком, и в третий раз, теперь уже изо всех человеческих сил, саданул когтем по стене. С тем же нулевым результатом.
— Ну, и что это должно означать? — спросил он, вложив коготь обратно в ножны.
— Не знаю, — сказал Отшельник.
— Но ты ошибся, или нет?
— Не знаю, — повторил старик.
— Не знаешь, или боишься отвечать?
— Мне нечего бояться, — возразил Отшельник. — Но и сказать мне тоже нечего.
— Не темни, старик. Пришёл рассказать, так рассказывай. Ведь ты же догадывался об этом, — Аристарх кивнул на стену. — Садись, — он подвинул ему высокий табурет Звездочёта, а сам уселся в гостевое кресло напротив, и рассказывай.
Драконы бывают разные.
Для читателей сказок — а сказки читают все, и шеф-демиург Аристарх Новожилов тоже читал сказки, — этот вывод интуитивно ясен и не подлежит сомнению. Сколько сказок — столько Драконов, и все разные. А для читателя не только внимательного, но и склонного к анализу, не составит труда проклассифицировать Драконов по множеству признаков. В результате получится более-менее полное описание явления, которое лишь на первый взгляд кажется неохватным.