– Часам к семи должны добраться. Если не будет осложнений.
– Осложнений? Каких осложнений? – забеспокоилась она.
– С севера идет гроза, я надеюсь ее обойти. Для этого придется взять курс на запад, а потом уже на север. Это может быть подольше, зато поприятней.
У нее упало сердце. Без особой нужды она никогда не летала, даже на больших коммерческих лайнерах. А теперь вот болтается в воздухе Бог весть на чем…
Чтобы отвлечься от своих мыслей, Пейдж защебетала, стараясь придать тону непринужденность:
– Я так рада, что удалось найти самолет без предварительного заказа…
– Да, позвонили бы на час позже, была бы осечка.
– Вы хотите сказать, что улетели бы по другому заказу?
Угол его рта искривила усмешка.
– Нет, мэм. Я улетел бы в отпуск.
– О!
Пейдж не знала – может, он расстроен, что пришлось везти ее? По нему ничего невозможно было понять.
– Мне очень жаль, – сказала она на всякий случай.
– Ничего страшного. Переночую во Флагстафе, а утром отбуду в Мексику.
– У вас там семья?
– Нет, там асьенда у моего друга, в глухом месте. И при ней – посадочная площадка. Хочу закатиться в горы с рюкзаком, порыбачить…
– Один в горах?
Он метнул на нее удивленный взгляд.
– Конечно!
Она не представляла, как можно проводить отпуск в одиночестве. Да еще вдали от цивилизации. Дикая природа была для нес тайной за семью печатями, и ни малейшего желания раскрыть ее она никогда не испытывала.
– Значит, я не нарушила ваши планы?
– Не нарушили, не беспокойтесь.
– А вы вообще-то давно летаете? – бухнула она и сразу же пожалела, что выдала свою тревогу. Но было уже слишком поздно.
Он снова раздвинул губы в улыбке, и ее сердце, и без того беспокойное, заколотилось с утроенной силой. Эта улыбка вспугивала в ней целый рой ощущений, которые не имели ничего общего со слабостью нервов.
– Лет двадцать.
– Двадцать?!
Она с недоверием уставилась на него. Если ей тридцать, то он не намного старше.
– Я летаю с шестнадцати лет.
– А разве так рано начинают?
– Может, и нет. Но я был сам себе хозяин с четырнадцати. Свел знакомство с одним летчиком и до тех пор вертелся у него под ногами, пока он не нанял меня на подсобную работу. Он и летать меня начал учить, я думаю, чтобы я отвязался от него со своими «что, да как, да отчего».
Пока он говорил, у Пейдж возникло множество вопросов. Где его семья? Почему он ушел из дому? К тому же она не знала даже его имени.
– Боюсь, мы с вами в неравном положении. Вы знаете, как меня зовут, а как нас зовут, я не знаю.
– Хок.
– Хок?
– Совершенно верно.
Ей захотелось спросить – это имя или прозвище, но она решила, что такая дотошность неуместна, и отвернулась к окну, стараясь не думать про бездну, отделяющую их от земли.
– А вы как решили стать врачом? Густой голос оборвал нить ее тревожных мыслей. Впрочем, в вопросе не было ничего неожиданного. Большую часть жизни она провела в ответах на него, в той или иной форме.
– Тут несколько причин, – сказала она. – Мой отец – врач, педиатр. Сколько я себя помню, я всегда тоже хотела быть врачом; И потом я люблю детей. Я ни разу не пожалела, что пошла по стопам отца. У нас клиника в Эль-Пасо.
– А давно вы практикуете?
– Четыре года.
– Тоже рано начали. Я бы сказал, что вы только недавно получили право голоса.
– Право голоса я получила достаточно давно.
Он усмехнулся ее чопорному тону, взял микрофон и вызвал землю. Когда ответил бесплотный голос, он запросил сводку о движении грозы и сосредоточенно выслушал, что голос отбарабанил про облака, направление ветра и воздушных потоков.
Пейдж ничего не поняла, но она знала, что нечего беспокоиться из-за погоды – пилот безусловно владел ситуацией. Вот только как объяснить это своему паникующему желудку и скачущему пульсу?
– Вы часто летаете?
Его вопрос пришелся как нельзя кстати.
– Ой, что вы!
Пилот улыбнулся ей успокаивающе.
– Оно и видно. Расслабьтесь, откиньте голову назад и закройте глаза. Здорово помогает, вот увидите.
Пейдж согласно кивнула. Глупо было бы утверждать, что она не волнуется, – у нее на коленях лежали клочья бумажного носового платка. Вряд ли он поверит, что это ее новое хобби – рвать бумагу.
Она закрыла глаза с твердым решением расслабиться – и тут же открыла под натиском мыслей об отце. От твоего волнения ему легче не станет, наконец сказала она себе и украдкой взглянула на Хока. Интересный тип лица – такого не было ни у кого из ее знакомых. Надев наушники, он, казалось, забыл о ней. Даже радио Пейдж больше не слышала.