Несколько минут проходят в абсолютной тишине, лишь потрескивание пламени да монотонное гудение ветра. Затем молодые люди одновременно поворачиваются друг к другу. Лицо Жежена прояснилось, словно согрелось в отблесках пламени. Он улыбается.
- Все пустяки, Робер! ...Кристель! - Это во тьму коридора. - Еще бутылку вина!
По коридору проходит служанка, которую я вижу каждую ночь после пробуждения. Заходит в зал, с поклоном ставит на каминную полку поднос с бутылкой вина и фруктами, наполняет бокалы. Жежен жестом отпускает ее, затем поворачивается к приятелю - И все-таки, Робер, спой еще... Промочи горло и спой!
Робер кивает. Поднимает бокал. Задумывается... Ставит нетронутый бокал на поднос и, не вставая с кресла, начинает петь.
Звучный голос поднимается вверх, выше стрельчатых окон, выше потолков... и затем мягко ложится на сердце. Я растерянно, но со все большим увлечением слушаю старую как мир историю девушки, чей жених осужден на казнь. Печальная мелодия - и "трал-ля-ля-ля-ля" после каждой строки, как солнечный свет, освещающий скорбные фигуры влюбленных. И мне вдруг становится до боли жаль девушку из песни и незнакомого рыжеволосого Робера, который сейчас вовсе не Робер, а злосчастный жених, ожидающий смерти. На словах "пусть Бог примет души возлюбленных" певец так явственно смотрел оттуда - из оконца тюремной крепости, - что у меня сжалось сердце.
Песня отзвучала. Молодые люди снова принялись пить вино, увлеченно обсуждая студентов и преподавателей. Я стояла неподвижно и пыталась понять, почему впервые за столько месяцев у меня тепло на душе. Как будто песня разом выплеснула наружу все мои горести - и кто-то, узнав о них, обнял меня и пожалел.
Задумавшись, я не сразу поняла, что приятели прощаются. Бутыль опустела, Робер встает, но, слегка пошатнувшись, опирается о спинку кресла. Жежен с трудом сдерживает зевоту.
- Если тебе... - Он все-таки зевает. - Если что-нибудь понадобится, дерни за шнур у изголовья. Завтрак здесь подают... когда мы сами захотим. Так что можешь спать, как лесная соня.
- Как кто?
Жежен сочувственно качает головой.
- Со-ня, лесная мышь, живет на деревьях.
- А! - Робер вдруг ужасно обрадовался. - Гиро - ну да, я их видел! Они живут в саду, на яблонях!
- Ну вот и хорошо... - Жежен опять зевает. - Тебе во-он туда...
И указывает на мою комнату. Я в панике прижимаюсь к стене.
Гость и хозяин выходят в коридор одновременно. У Жежена в руке свеча, воск капает на пол.
- Доброй ночи! - Жежен поднимает свечу повыше, указывая путь.
- Доброй ночи!..
Наконец Жежен уходит, его шаги затихают в коридоре.
Робер не спешит войти. До меня доносится бормотание: "Яблони и лимоны на склонах Этны... и облака, легкие, как пар..." Он вздыхает и делает шаг в комнату. Невольно зажмуриваюсь. Сейчас он заметит меня, сейчас... Но ничего не происходит. Слышен скрип кровати. Открываю глаза: Робер, сидя на постели, расстегивает рубашку. Резко отворачиваюсь, ведь он раздевается прямо здесь, при мне! Страх сменяется бессильной злостью. Если бы я могла, я бы вышвырнула его отсюда!
Минуту спустя слышно, как незваный гость ложится, переворачивается с боку на бок. Еще один вздох и размеренное сопение...
Бросаю яростный взгляд на кровать - Робер спит, не погасив огня, не задернув полог. Свернувшийся калачиком, он и впрямь похож на лесную соню. Круглое лицо озаряет спокойная, безмятежная улыбка... Вдруг понимаю, что сама глупо улыбаюсь, глядя на него. Год или больше я мечтала увидеть вблизи живого человека - и вот он, этот человек! Пришел, разделся и улегся спать в моей комнате.
Шаг за шагом подхожу ближе. Рассматриваю лицо спящего - так долго, что меня саму начинает клонить в сон. Привычно опускаюсь на пол, закрываю глаза...
В полудреме вижу каменную крепость из старинной песни. Ворота открыты, и я слышу собственный голос: "Они ушли, правда? Они просто ушли, дверь отперта..."
<p>
***</p>
Просыпаюсь и тут же отмечаю непривычное: вместо служанки в дверном проеме - мужской силуэт. Вспоминаю: вчерашний гость! Стоя ко мне спиной, он выглядывает в коридор.
- Робер, ну где ты? - Я узнаю сердитый голос Жежена, - Иди помоги мне...
- Иду! - Робер поднимает руку с маленькой коробочкой. - Не мог найти специи, пришлось зажечь фонарь. - И убегает, насвистывая: "Коль с вершины лавина несется, все преграды сметает она".
Растерянно оглядываюсь: сколько в комнате незнакомых вещей! Прямо передо мной на полу - дорожный сундук, обшитый железными полосами. Крышка откинута, белье, бритвенные принадлежности - все вперемешку. На кровати несколько книг, судя по названиям - исторические хроники. На каминной полке - стопка исписанных нотных листов. Даже фонарь стоит на новом месте: на стуле у изголовья.