«Почти бизнесмен» Николаев был в курсе проблем, возникающих у всех, кому выпадало счастье общаться со слугой, но филиппинца не выгонял и не отправлял на родину. Дело было в том, что маленького азиата пьяный вусмерть Кабаныч отбил у полицейского наряда, тащившего задержанного в участок, тайно пронес в ручной клади на борт авиалайнера и таким образом превратил в нелегального иммигранта. По причине скудного словарного запаса у филиппинца невозможно было даже выяснить, за что его пытались арестовать, кто он такой и есть ли у него родственники. Единственное, в чем Кабаныч был более-менее уверен, так это в том, что узкоглазого зовут Ху и что ему примерно двадцать лет.
Рыбаков заскучал, обнаружил в пределах досягаемости вывешенную на воротах фанерную табличку со словами «Осторожно! Злая собака!», взял из «бардачка» черный маркер, приписал «и беспринципная», удовлетворенно щелкнул пальцами и стал ждать, когда же Садист втолкует филиппинцу, что к хозяину дома явились гости, а не проверяющие из налоговой полиции.
Очередной наезд на несчастного Нефедко следователь Панаренко совершила при поддержке младшего советника юстиции Ковальских-Дюжей.
Сначала Ирина Львовна долго гундосила о необходимости задержания племянника Саши-Носорога, получившего в собственность квартиру гражданина Печенкина, потом перешла к более общим проблемам.
– Я вообще не пойму, зачем рассматривать в суде вопрос о мере пресечения этому ужасному Клюгенштейну! – Панаренко шумно высморкалась в красно-синий клетчатый носовой платок. – Все и так ясно! Клюгенштейн – преступник и должен сидеть в тюрьме.
Надежда Борисовна Ковальских-Дюжая согласно покивала маленькой, чуть сплюснутой с боков головой.
– Кто такой этот Клюгенштейн? – не сообразил Нефедко, потерявший нить разговора еще полчаса назад.
– Подельник Печенкина, – разнылась Панаренко. – Вы должны помнить, из показаний Пылкина…
– Ах да! – Моисей Филимонович сделал вид, что вспомнил, хотя фамилия Клюгенштейн у него ни с чем не ассоциировалась.
– Надо отменить суд, – встряла Ковальских-Дюжая, с интересом разглядывая украшенное старыми и свежими фингалами лицо Нефедко.
– Не полупится, – буркнула Ирина Львовна. – Заседание уж назначено. На четырнадцатое число…
Нефедко решил-таки принять участие в беседе, посмотрел на календарь и удивился.
– Но четырнадцатое – воскресенье!
– Тогда – на пятнадцатое! – зло выдохнула Панаренко. – Буду я еще все помнить.
– А кто представляет обвинение? – осторожно поинтересовался Моисей.
– Вы…
– Я?!
– Конечно. Вы ж старший следственной бригады, – Ирина Львовна нахмурилась. – Я и так много что сделала. Собрала доказательства, дело пока спрятала…
– Зачем? – не понял Нефедко.
– Так надо! – отрезала следователь и грозно посмотрела на ежившегося Моисея.
– А в деле есть материалы по квартире? – спросила Ковальских-Дюжая.
– Есть, есть, – отмахнулась Панаренко. – Потом посмотришь… Сейчас другое главное – Клюгенштейн.
Моисей вновь услыхал ничего не говорящую ему фамилию, но промолчал, не желая демонстрировать собственную некомпетентность.
Более, чем все уголовные дела на свете, его интересовал возрос с поиском необходимой для ремонта залитой нижней квартиры суммы. Для этого он даже позаимствовал три тысячи долларов из вешдоков, напрочь забыв о том, что те прилагались к пухлым томам обвинения в изготовлении фальшивых денег. Нефедко радостно бросился менять на рубли пачку «вечнозеленых», однако в первом же отделении Сбербанка кассирша вызвала наряд милиции и следователя препроводили в отделение. Там он долго тряс удостоверением и настаивал на том, что решил провести следственный эксперимент по «выявлению каналов сбыта» фальшивых долларов. Уставшие от криков Нефедко милиционеры согласились с этим диким объяснением и вернули поддельную валюту.
Спустя час с неугомонным сотрудником прокуратуры разбирались уже в соседнем РУВД, куда его привезли из другого обменного пункта.
За двенадцать часов Нефедко успел обойти четыре банка и побывать в четырех отделах милиции. В результате «доллары» все же были обменены, но не так, как рассчитывал следователь. Переутомившийся Моисей нарвался на кучковавшихся у пятого обменного пункта кидал-азербайджанцев, вручил им в темном углу всю пачку негодной валюты и получил взамен толстую пачку нарезанной газетной бумаги, стыдливо прикрытой с обеих сторон двумя сторублевками. Чуть позже, когда до горячих горцев дошло, что на этот раз «обули» именно их, Нефедко был настигнут, огреб в рыло и лишился даже невскрытой «куклы», так и не узнав, что же находилось под целлофаном.
Следователь стоически перенес побои и ограбление, отлежался в сугробе и теперь радовал окружающих огромными фиолетовыми кровоподтеками под глазами. Вкупе с пожелтевшими старыми синяками от кулаков зампрокурора и домоуправа свежие смотрелись довольно живописно.
– Клюгенштейн, – повторила Панаренко. – Надо попробовать усугубить обвинение.
– У него и так три статьи, – шепнула Ковальских-Дюжая. – Куда усугублять-то?
– Больше – не меньше, – безапелляционно проскрипела Ирина Львовна и уставилась на индифферентного Моисея. – А вы как думаете?
– Можно, – быстро согласился Нефедко.
– Я поговорю с Лизунцом…
– Поговорите, – кивнул уставший от долгого разговора старший следственной бригады.
– Пусть дает дополнительную информацию.
– Вы подпишете постановление?
– Какое?
– На повторный обыск квартиры Печенкина, – Панаренко повела плечами. – Где его племянник живет.
– Дам. Отчего ж не дать, – кислым голосом промолвил Моисей. – Подготовьте бумагу, я подпишу…
– Вот, – следовательша извлекла из сумочки грязно-серый листок.
Нефедко со вздохом расписался, шлепнул в уголок постановления лиловый штампик и вопросительно посмотрел на двух женщин.
– Это все?
– Все, – Ирина Львовна облизала накрашенные розовой помадой губы. – Надя, пошли. Нам еще оперов инструктировать…
После ухода Панаренко и Ковальских-Дюжей Моисей немного посидел в кабинете, потом резво вскочил и бросился в кладовую, где складировались вещественные доказательства по находящимся в производстве делам. Ему в голову пришло заложить в ломбард цепь из дутого золота, которую сняли с цыгана, задержанного с поличным при перепродаже мешка маковой соломки.
– Барыгу зовут Сергей, фамилия – Писарев, – гостеприимный Кабаныч водрузил в центр стола блюдо с бутербродами. – Купи-продай, блин. Шмотье, видеотехника, компьютеры…
– Спикуль*, короче, – резюмировал Садист.
– Угу…
– А что его с сатанистами связывает? – спросил Денис, искоса посматривая на замершего у дверей Ху.
Филиппинец преданно глядел на Кабаныча и не уходил.
– Племяш у него там, – разъяснил Николаев. – Молодой, блин, уродец. Я вчера его чуть не догнал… Иду в церковь, смотрю – тусуются возле ограды. Я пригнулся чуток, хотел их с тылу взять, да не вышло, блин. Заметили и разбежались. Пока я через могилы прыгал, их и след простыл… Пальто порвал, – вздохнул браток. – Вот такая непруха.
– А если барыгу накатить? – предложил Рыбаков.
– Барыга хитрый, – Кабаныч поманил пальцем Ху и указал в сторону кухни. – Чай! Во-да! Го-ря-чая!
Филиппинец радостно закивал и удалился.
– С накатом сложно, – продолжил браток. – У спикуля мусорная «крыша», где-то на уровне замначальника ГУВД.
– А поточнее?
– Можно узнать…
– Не только можно, но и нужно, – задумался Рыбаков. – Ковалевского* помните? У того тоже свои менты были. И ничего, шваркнули в лучшем виде…
Председателю общества «За права очередников» не помог даже его дядюшка-подполковник. Ввязавшись в приобретение изготовленного под чутким руководством Дениса «биокомпьютера», Ковалевский подогнал десяток таких же, как и он, придурков-бизнесменов, взял в долю нескольких старших офицеров милиции и посчитал, что застрахован от любых неожиданностей.
Note26
См. романы Дм. Черкасова «Шансон для братвы», «Ночь над Сербией», «Балканский тигр», «Косово поле. Эпизод первый: Балканы», «Косово поле. Эпизод второй: Россия» (прим. редакции)