Карта показала мне Дамблдора. Он не был в своем кабинете, он находился рядом, нужно всего лишь пройти по коридору до поворота и заглянуть в первую дверь слева.
Спрятав карту за пазуху, я подошел к нужной двери и аккуратно её приоткрыл. Пустой кабинет, несколько парт со стульями, толстенный слой пыли (странно, обычно эльфы такого не допускали) и монументально огромное зеркало прислоненное к стене на небольшом свободном пятачке.
Я глубоко вздохнул и сделал первый шаг, тихонько прикрывая за собой дверь. Сердце колотилось просто безумно громко, даже отдавалось в ушах. Медленно и осторожно подошел так, чтобы зеркало оказалось справа от меня. Так и хотелось в это время скосить глаза и посмотреть в отражение. Удержался с большим трудом, и скорее всего благодаря страху.
Очередной глубокий вдох и я резко разворачиваюсь с зажмуренными глазами лицом к зеркалу. Миг – открываю их – и ничего. В зеркале пустота. Нет ни моего отражения, ни чьего-либо еще.
Аккуратно делаю шаг вперед, еще один, останавливаюсь в паре метров и выдыхаю. Оказывается с того самого момента, как открыл зажмуренные глаза, не дышу. Страх потихоньку покидает меня, сменяясь небольшим разочарованием.
Идиот, раскатал губу. Думал увижу сокровенную мечту, которая затянет, загипнотизирует меня. Черта с два! О чем мечтать? Стать сильным, независимым? Или могущественным, на все способным магом? Вряд ли, ведь знаю, что на каждого здорового найдется здоровее. Тогда может исполнения задуманного? Конечно у меня есть план, вот только я не знаю стану ли счастливым, если он осуществится. Да, будет хорошо, жизнь войдет в нормальную колею, будет меньше риска. Но это не отчаянная мечта. Тогда о чем я больше всего мечтаю? О чем может мечтать человек, чья душа с дырявой памятью оказалась в теле пацана, которого ждет жизнь в волшебном мире? Наверное только о том, чтобы обрести память. И как зеркало должно отражать это?
На моем лице появилась кривая ухмылка. Она не отражала ни радость, ни ненависть, а всего лишь сарказм и разочарование. Причем в моей душе они сражались друг с другом. Посмеявшись над собой, мне всегда удавалось избежать уныния от неудачи. Именно сарказм, смех над собой, над своими страхами и ожиданиями, боролся с разочарованием от результата, которое готово было бросить меня в паутину уныния. Этот раунд остался не за мной, но это далеко не конец партии.
Я уже собрался уходить, когда отражение в зеркале стало меняться. Сначала, словно привидение проступающее сквозь стену, появился мой силуэт. Постепенно он становился объемным и напитывался красками. Почему-то все происходило медленно, будто зеркало изучало меня и пыталось выстроить отражение по тому, что узнает обо мне.
Вот я обрел плотность, стал настоящим самим собой в отражении. Но это оказалось только началом. По левую и по правую руку стали появляться другие силуэты. Секунды текли для меня безумно медленно, пока проявлялось отражение. Наконец, когда у меня уже задрожали от напряжения руки, а в легких появилось жжение (опять невольно задержал дыхание), силуэты обрели плотность и стали живыми. Они двигались, как люди на волшебных картинах и колдографиях. Но поражало меня не это.
Слева находились двое – Женщина и Мужчина. Лили и Джеймс Поттеры – я узнал их сразу, Гарри очень на них похож. Они улыбались, Лили иногда махала рукой и утирала повлажневшие глаза, а Джеймс приобнимал её и время от времени поправлял очки. Такие же, как были у меня (уже не ношу, спасибо Помпфри), круглые. Помимо отца и матери Гарри больше слева никого не было. Хотя согласно канону должны быть и остальные родственники.
А вот справа от меня... Справа стояли незнакомые мне женщина и девочка лет десяти-двенадцати. Точнее я знал их когда-то... но не помнил. Женщина была высокой красивой брюнеткой, одетой в светло-зеленое платье в красный «горошек». Большие, можно сказать яркие голубые глаза, слегка пухловатые губы, правильные черты лица и достаточно ладная фигура – наверно она могла бы оказаться на обложке журнала практически без касания кисти визажиста.
Женщина приобнимала за плечи девочку, почти точную копию себя, только моложе на десяток-полтора лет. Мама и дочка – сразу же сложилось у меня в голове. Единственное серьезное отличие девочки и женщины было в глазах. У девочки они были темно карими.