Смола вокруг образца застыла. Мелоди снова положила его в распилочное гнездо и сделала новый надрез с обратной стороны. Вскоре получился тонкий срез камня толщиной приблизительно в полмиллиметра, без единой трещинки или зазубринки. Мелоди проворно растворила смолу, включила воду и разделила полупрозрачную каменную пластинку на двенадцать частей; все они предназначались для разных тестов. Взяв один из получившихся кусочков, женщина укрепила его в смоле на другом манипуляторе и с помощью шлифовального круга и полировочного устройства сделала еще тоньше, доведя до совершенной прозрачности и толщины не более человеческого волоса. Положила на предметное стекло, а то, в свою очередь, — на предметный столик поляризационного микроскопа Мейджи. Затем включила микроскоп и приблизила глаза к окулярам.
Быстрое регулирование фокусировки — и вот уже в поле зрения цветная радуга, целый мир кристальной красоты. От великолепия, которое являл поляризационный микроскоп, у Мелоди всегда захватывало дыхание. Даже самый невзрачный камешек раскрывал свою потаенную душу. Мелоди установила тридцатикратное увеличение и постепенно стала прибавлять по тридцать градусов к углу поляризации, причем с каждым прибавлением образец словно выбрасывал новый цветовой поток. Первый осмотр носил исключительно эстетический характер; женщина будто заглядывала в окно из цветного стекла, более прекрасное, чем розетка Шартрского собора.
По мере приближения к углу поляризации в 360 градусов сердце Мелоди забилось быстрее. Образец и впрямь невиданный. Установив максимальный угол, Мелоди дала стодвадцатикратное увеличение. Структура образца столь тонка, столь совершенна — просто поразительно. Теперь Мелоди понимала, отчего такая секретность. Если есть еще подобные камешки там, откуда взяли этот, — а они, вероятно, есть, — тогда сохранить их наличие в тайне становится делом первостепенной важности. Удача неслыханная, даже для такой известной личности, как Корвус.
Мелоди отвела глаза от окуляров, и ее посетила новая мысль. Может быть, она нашла именно то, что нужно ей для получения штатной должности. Только бы верно и безошибочно разыграть свои карты.
12
Монастырь Христа в Пустыне находился в диких землях в районе Чамы, до него было пятнадцать миль пути вверх по реке. Совсем рядом с монастырем возвышался величественный обрывистый склон столовой горы Меса де лос Вьехос, а дальше начинались бескрайние территории, занятые высокими плоскогорьями. Том ехал по Монастырской дороге страшно медленно, не желая, чтобы его драгоценный «шеви» пострадал на одной из самых отвратительных трасс во всем штате. Из-за многочисленных рытвин впечатление было такое, будто ее бомбили, и на отдельных неровных участках у автомобиля грозили повылетать заклепки, а у Тома — зубы, все до единого. Говорили, впрочем, что монахов эта дорога вполне устраивает.
В конце переезда, который уже начал представляться Тому чуть ли не путешествием на край света, над можжевельником и чамисой показалась башенка глинобитной церкви. Постепенно стал виден весь монастырь, когда-то основанный бенедиктинцами: группа коричневых глинобитных построек, разбросанных на уступе над поймой, как раз над тем местом, где речушка Галлина сливалась с Чамой. По многим свидетельствам, это был один из наиболее отдаленных христианских монастырей в мире.
Том припарковал грузовик на земляной площадке и по тропинке добрался до монастырской лавки. Он чувствовал неловкость при мысли о том, как станет просить монаха о помощи. Снизу, из церкви, доносился слабый отголосок пения, сливавшегося с хриплыми криками сосновых соек.
Лавка была пуста, однако когда Том отворил дверь, звякнул колокольчик, и навстречу гостю вышел молодой монах.
— Здравствуйте, — сказал Том.
— Добро пожаловать. — Монах опустился на высокий деревянный стул, стоявший за прилавком. Том нерешительно оглядывал скромный монастырский ассортимент: мед, засушенные цветы, самодельные открытки, изделия с резьбой по дереву.
— Меня зовут Том Бродбент, — представился он, протягивая руку.
Монах ответил ему рукопожатием. Он был невысок, худощав и носил очки с толстыми стеклами.
— Рад познакомиться.
Том кашлянул. До чего же неудобно.
— Я ветеринар, в прошлом году лечил здесь больную овцу.
Монах кивнул.
— Тогда я услышал о монахе, бывшем сотруднике ЦРУ.
Снова кивок.
— Вы знаете, кто это?
— Брат Форд.
— Да. Я хотел спросить, можно ли мне поговорить с ним?