— Могу ли я вам чем-нибудь помочь?
Ответа не последовало.
Звонкий голос продолжил:
— Я органист. Прошу извинить, но на галерею с органом посторонним лицам вход воспрещен.
Кто-то сбежал с лестницы. Раздался стон. Затем послышался дробный стук, словно на пол упали книги.
Мужской голос пробормотал:
— Это не она.
— Дерьмо, — ответил женский голос, который не принадлежал органистке.
— Ты, идиотка. Тебе же было сказано, кто она. За что ты ее пришибла?
— Нам не нужны свидетели. Идем. Делани, должно быть, на галерее.
Это были Атли и Черри Лопес. Они вновь стали подниматься по лестнице. Их шаги раздавались почти также часто, как удары моего сердца. Бандиты шли за мной. Двадцатичетырехчасовой лимит был исчерпан, и они собирались заставить меня платить… Я вернулась на галерею. Спрятаться там было негде. Единственное спасение — прыжок через перила и долгое падение. С маленькой дочкой Никки на руках.
Задыхающийся Атли спросил:
— Сколько времени нужно для того, чтобы эта штука перезарядилась?
— Она уже перезарядилась. Не отставай.
Я в смятении посмотрела вокруг. Что предпринять? Может, просто взять и нахально промчаться вниз мимо них? Но у Черри, похоже, электрошокер. Она не замедлит поразить меня или Tea.
— Какое напряжение у этой штуки? — спросил Атли.
— Триста тысяч вольт.
— Уж если здоровенные псы от ее прикосновения скрючились, как высохшие гороховые стручки, то что же будет с младенцем? — справился Атли и захихикал.
Я в ужасе прижала Tea к груди. Путь вниз был отрезан, но куда-то уходить необходимо. Куда? Снизу доносилось тяжелое дыхание. Через несколько секунд бандиты меня заметят.
Прижав к себе девочку, я поспешила вверх по лестнице и вышла на площадку, где висели колокола. Там царило заходящее солнце, на уровне моих глаз находились кроны столетних пальм. Под сводами посвистывал ветер. Я попыталась собраться с мыслями. Атли и Лопес наверняка решат, что я на галерее. Пока они будут искать меня под органом, я успею спуститься и убежать.
Послышался голос Атли:
— Пойди на галерею и проверь. Я подожду здесь, на лестнице.
О нет… Я обошла колокола и увидела дверь, ведущую на крышу.
Лопес доложила:
— На галерее нет. Спускаемся.
— Неужели она проскользнула мимо нас? — удивился Атли.
— С нее станется.
Воцарилась жуткая тишина. Я поняла, что они смотрят вверх.
Я попробовала открыть обнаруженную дверь. Если бы Никки увидела меня в тот момент, непременно разорвала бы на куски, но, кроме как на крышу, идти мне было некуда.
Я шагнула на гладкий скат и осторожно прикрыла дверь.
Налетевший ветер толкнул меня к краю крыши. Tea заерзала, заморгала и ухватилась ручкой за мою блузку. Малышка наверняка почувствовала, как колотится мое сердце. Я покрепче обняла девочку и попятилась к двери.
Вид с колокольни открывался восхитительный: с одной стороны к розарию спускалась ухоженная лужайка, с другой была глубокая пропасть. Я вообразила заголовки в завтрашних газетах: «Смертельный полет», «Женщина — жертва злой иронии судьбы». Уцелеть на крыше не было никакой возможности. Еще несколько секунд, и Лопес с Атли вычислят: лестница плюс дверь равняется Эван Делани.
Я посмотрела налево и увидела ступени, ведущие ко второй колокольне. Но добраться до них нечего было и мечтать.
Я посмотрела направо. В стене, как раз там, где крыша начинала подниматься вверх, имелась небольшая дверка, а за ней, решила я, находится распределительный щит. Прижимаясь спиной к стене, я умудрилась подобраться к двери и открыть ее.
Моим глазам предстало длинное помещение, взгляд уперся в электрорубильник. Я нырнула в комнату, закрыла дверку и включила свет. Комната оказалась хотя и длинной, но низкой. Только благодаря своему небольшому росту я могла стоять на ногах, а не сидеть на корточках. Я прислушалась.
Лопес и Атли поднялись на крышу.
— Где же она? — спросил Атли.
— Перебралась на северную колокольню, — ответила Лопес. — Видишь ступени?
— Вижу, черт бы их побрал. Неужели хочешь по ним идти?
— Ты мешок мьерды,[9] Атли. Трус толстопузый.
— Заткнись насчет моего веса. Это гены виноваты.
— Правильно. — Голос Лопес прозвучал издалека. — Гены обжорства.
— А у тебя ген злобы. Да будь во мне столько злости, сколько в тебе, я весил бы полтонны.
Я переложила Tea с руки на руку и погладила по головке. Руки у меня тряслись. Кто бы мог подумать, что младенцы такие тяжелые? Tea сморщила личико, и оно стало похожим на шарик из папье-маше. Я принялась укачивать девочку. Не плачь, малютка, не плачь. А то придут злые люди и нас убьют. В помещении было жарко и пыльно. Пылинки кружились в свете, который проникал через грязное вентиляционное окно.