По Канту, республика отнюдь не противоречит конституционной монархии, хотя он не раз высказывал неодобрение наследственной власти, в особенности наследственной власти аристократии. В конце концов, не найдя достойной альтернативы демократии, он оставляет читателя только догадываться, каким образом должен формироваться законодательный орган власти и какие следует создать условия, чтобы он стал выразителем воли народа в целом. Создается впечатление, что представительную республику Кант считал чем-то вроде идеала разума, к которому должно стремиться, но невозможного достичь. Он решительно отметает все виды резкой смены формы правления и настаивает на подчинении любому правлению, которое не слишком грубо попирает категорический императив. Большой террор во Франции настроил его против революции вообще и против цареубийства в частности, и его отношение к демократии лучше всего охарактеризовать словами Ганди, говорившего, что это «неплохая идея», имея в виду, в случае Канта, что это, конечно же, «идея разума» — то, на что следует равняться, а не то, что может реально наступить.
Частная собственность
Среди прав, принадлежащих гражданину в соответствии со всеобщим принципом справедливости, Кант выделял как особенно важное право собственности, применив к понятию собственности трансцендентальную дедукцию при ответе на вопрос: «Как возможно внешнее мое и твое?» (т. б, с. 273). Он различает чувственное и умопостигаемое владение, причем первое выступает физическим, а второе — чисто правовым понятием (т. 6, с. 268). Все основные понятия права, настаивает Кант, априорны, потому что представляют собой законы разума вследствие того, что отсылают к ноуменальному, или интеллигибельному (умопостигаемому), миру, частью которого, с точки зрения практического разума, являемся все мы.
Права собственности не просто априорны, они, подобно законам нравственности, основаны на синтетическом априорном императиве. Сказать, что этот предмет мой — значит добавить нечто к моей суверенности как свободного существа, причем нечто, не содержащееся в понятии свободы. Многие философы тщетно пытались доказать это утверждение, не замечая того, что оно доказывается только трансцендентальным путем, пониманием того, что возможность владения является одной из предпосылок практического разума. Кант и сам не. привел такого доказательства, однако правильно предположил, что сама суть права собственности наиболее полно проявляется в том насилии, с которым это право попирают. Человек, осуществляющий такое насилие, отказывается признать существование других как целей самих по себе, а следовательно, и сам перестает быть свободным разумным субъектом.
Позднее аргументацию Канта подхватил Гегель, представив частную собственность как инструмент, посредством которого разумное существо реализует себя в объективном мире. В гегелевской трактовке концепция собственности Канта стала предметом важнейших дискуссий интеллектуалов XIX века, социалистов и их противников.
Гражданское общество
В своих политических трудах Кант дал и характеристику «гражданского общества», общества, организуемого законом под властью легитимного правителя. В таком обществе доминируют собственность, договор и закон, причем последний главенствует над двумя первыми. В этом обществе существует также экономическая жизнь и средства для облегчения торговли с чужестранцами, то есть деньги. В этой связи Канту приходится дать определение денег: «Деньги — это вещь, пользование которой возможно только потому, что ее отчуждают» (т. б, с. 315), подчеркивая особое свойство обладания деньгами, близкое к другим формам обладания, а именно к обладанием властью или трудом других людей. Далее Кант дает еще одно определение (реальную дефиницию) денег: «Это всеобщее средство взаимного обмена труда людей» (т. б, с. 316). Эта дефиниция предопределила дискуссии XIX века об отчуждаемом труде, которым добавила жару и кантовская теория личности.
В решении вопросов пола и сексуальных отношений Кант стоит особняком от других философов. Он признает, что нравственные предписания в этом вопросе проблемны с либеральной точки зрения. Почему «частная жизнь взрослых людей» должна касаться государства? И в самом деле, при чем тут мораль, если ни одной стороне не причиняется вреда, а тем более посторонним людям? Каким образом может философ свободы избежать провозглашения половой свободы и как политической необходимости и как нравственного идеала?
В рассмотрении этого вопроса Кант возвращается к своей концепции человека как цели самой по себе. Он храбро (и справедливо) утверждает, что возможны сексуальные отношения, при которых к партнеру относятся не как к личности, а как к вещи, то есть, образно говоря, субъект поглощается объектом. Однако равенство партнеров восстанавливается, потому что то же самое происходит и по отношению к другому партнеру. Однако же при противоестественном половом общении ничего подобного не происходит, и следовательно, оно должно быть запрещено (т. б, с. 304). Подробности взглядов Канта на половую мораль (основанную на современной ему христианской трактовке брака) вряд ли заинтересуют современного читателя. Однако стоит отметить, что он сделал первые шаги к пониманию того, что ставится на карту в сексе, почему сексуальное желание может представлять опасность для его объекта и как наши сексуальные переживания могут сказаться на нашей личности. То, с какой легкостью он обсуждает эти трудные вопросы, подтверждает его веру в правоту выдвинутой им теории личности как метафизической категории человеческого существа.
Вечный мир
Кант отстаивал гражданское общество — идеал сообщества свободных граждан, в котором правят законы, установленные самим народом, — на двух уровнях. Во-первых, как он считал, оно является априорным следствием категорического императива. Во-вторых, по его мнению, гражданское общество должно было стать предпосылкой мира между народами. Войны возникают тогда, когда частные интересы берут верх над требованиями справедливости или когда деспотичная власть видит выгоду в навязывании своей воли. Если все народы мира примут республиканскую форму правления, тогда любое решение будет приниматься с согласия всех граждан, а следовательно, под управлением априорных законов практического разума. Войны будут упразднены не только потому, что это несправедливый способ достижения коллективных целей, но и потому, что они представляют собой акт безумия, противоречащий общим интересам. Другими словами, они противоречат не только категорическому императиву морали, но и гипотетическому императиву выживания.
Однако условия «вечного мира» не могут возникнуть сразу и как свершившийся факт. Народы, даже принявшие республиканскую форму правления, в своем «естественном состоянии» противопоставлены друг другу и «нарушают право» друг друга (т. 7, с. 18). Чтобы преодолеть разделяющие народы барьеры, следует предпринять определенные шаги. Точно так же, как в интересах личности избавиться от естественного состояния и войти в цивилизованный мир, чтобы наслаждаться законной свободой, так и в интересах народов подчиниться общим законам, преодолеть стадию младенческой воинственности, принесшую столько горя человечеству. То, к чему следует стремиться, — это «мировая республика» (т. 7, с. 22), в которую государства войдут на основе федерации, — состояние, которого вряд ли удастся достичь на деле. Федерация республик, живущая по общим законам, одна способна гарантировать мир между народами. Каждая республика будет заинтересована в том, чтобы поддерживать закон, защищающий ее от агрессии, и принять единую правовую доктрину, регулирующую отношения между народами.
Как и прочие построения кантовской политической философии, «мировая республика» — это идеал разума. Но его понимание идеала отчетливо антиутопично. Утопист всегда полагает, что идеал может быть воплощен в действительности,' и вследствие этого принимается уничтожать препятствия на этом пути. Последователи Канта считают, что идеал не. может быть реализован, поскольку мы живем в несовершенном мире, на который влияют эмпирические условия. Идеалы же следует рассматривать как регулятивные принципы, указывающие нам путь к совершенствованию. И поэтому нам предлагается исправлять положение вещей, а не разрушать его.