Чтобы ввести эту новаторскую концепцию объективности (которую он окрестил трансцендентальным идеализмом), Кант начал с исследования априорного знания. В числе правильных предположений есть и такие, правильность которых не зависит от опыта; они остаются правильными, несмотря на изменчивый опыт. Это априорные истины. Правильность прочих напрямую связана с опытом; они были бы ложными, если бы опыт был другим. Это апостериорные истины. (Эти термины не были изобретены Кантом, однако стали популярными благодаря тому, что Кант часто пользовался ими.) Кант доказал, что априорные истины бывают двух видов, и назвал их «аналитическими» и «синтетическими» (т. 3, с. 40–41). Пример аналитического априорного суждения — «все холостяки неженаты»; его правильность гарантируется значением терминов, при помощи которых оно выражено, и выясняется при их анализе. Синтетическое суждение так легко не выводится, но его предикат, как представляет это Кант, утверждает нечто, что не содержится изначально в субъекте.
9. Мориц Шпик (1882–1936), глава Венского кружка
Пример такого суждения — «Все холостяки не удовлетворены»; это суждение (предположим, что оно верно) говорит о холостяках нечто существенное, а не просто повторяет значение самих составляющих ее слов. Разделение аналитического и синтетического потребовало новой терминологии, хотя эти понятия философы различали и ранее. Так, Фома Аквинский под влиянием Боэция говорил о «самоподтверждающихся» предположениях, в которых предикат содержится в понятии субъекта, похожие идеи можно отыскать и у Лейбница. Новым словом в науке стало утверждение Канта, что оба разделения (между априорным и апостериорным и между аналитическим и синтетическим) имеют в корне различную природу. И утверждать, как это делают эмпирики, что они должны совпадать, есть чистой воды догматизм. И все же, кажется, эмпирики правы: синтетическое априорное суждение невозможно, потому что синтетическая истина познается только через опыт.
Позицию эмпириков впоследствии восприняли логические позитивисты Венского кружка, утверждавшие, что все априорные истины аналитические, и делавшие вывод, что любое метафизическое высказывание бессмысленно, поскольку оно не может быть ни аналитическим, ни апостериорным. Канту было ясно, что эмпиризм отвергает саму возможность метафизики. Между тем метафизика необходима для обоснования объективного знания, без нее скептицизму Юма просто нечего противопоставить. Следовательно, на первый план выступил вопрос: «Как возможно синтетическое априорное суждение?» Или, другими словами: «Как можно познать мир путем чистого размышления, не прибегая к опыту?» Кант понимал, что дать определение априорного знания так, чтобы объект познания оказался отделен от субъекта, невозможно. И поэтому он не верил, что человек способен получить априорное знание о некоей существующей вне времени и вне пространства «вещи в себе» (то есть предмета, описанного без ссылки на «возможный опыт» наблюдателя). Я могу иметь априорное знание только о мире, который дан мне в опыте. Априорное знание не только подтверждает эмпирическое открытие, но и выводит из него свое содержание. Значительная часть кантовской «Критики» направлена против допущений, что «чистый разум» способен без опоры на опыт наполнить знание содержанием.
Все априорные истины всеобщи и необходимы: это два признака, по которым мы можем выделить среди прочих знаний такие, которые если истины, то истинны априори. Ясно, что опыт ничему не придает ни закономерности, ни универсальности. Любой опыт необходимо ограничен и носит частный характер, поэтому универсальный закон (охватывающий бесконечное число предметов) Опытом не подтвердить нельзя. Никто в действительности не сомневается в существовании синтетического априорного знания: как наиболее яркий пример Кант приводит математику, которую мы постигаем чисто умозрительно, однако вовсе не путем анализа значения математических терминов. Следовательно, должно быть философское объяснение априорной природы математики, и ему Кант посвятил вводную часть своей «Критики». Он также обращает внимание читателя и на другие примеры, гораздо более смущающие разум. Априорными истинами кажутся, в частности, такие утверждения: «всякое событие имеет причину», «мир состоит из твердых тел, существующих независимо от меня», «все объекты мы обнаруживаем в пространстве и времени». Обосновать их в опыте невозможно, поскольку их истинность основана на интерпретации опыта. Более того, они истинны не в той или иной ситуации, а всеобщи и необходимы. Наконец, с помощью именно таких истин доказывается возможность объективного знания. И значит, проблема объективного знания тесно связана с проблемой синтетического априорного знания. Но и это еще не все. То, что истины подобного рода играют жизненно важную роль в любой научной теории, привело Канта к мысли, что теория объективного знания даст и объяснение природных закономерностей. А заодно исчерпывающий ответ на скептицизм Юма.
Какие же цели ставил перед собой Кант в первой «Критике»? Во-первых, в противоположность Юму, доказать, что синтетическое априорное знание возможно, и дать его примеры. Во-вторых, в противоположность Лейбницу, продемонстрировать, что «чистый разум», оперирующий вне ограничений, налагаемых на него опытом, приводит только к иллюзии, то есть что априорное познание «вещи в себе» невозможно. Традиционно работу Канта делят на две части в соответствии с этими поставленными им перед собой целями, называя первую «Аналитикой», а вторую «Диалектикой». И хотя это деление не в точности соответствует собственно кантовскому делению на главы (достаточно сложному и во многом обусловленному чисто техническими задачами), оно в достаточной степени правомерно. Термины «аналитика» и «диалектика» принадлежат самому Канту, ему же принадлежит и раздвоение доказательств. В первой части изложена кантовская защита объективного знания, и именно с анализа «Аналитики» я должен начать, поскольку, если не постигнуть ее, невозможно понять ни метафизику Канта, ни его этические, эстетические и политические теории.
Глава 3
Трансцендентальная дедукция
Ответ Канта на фундаментальный вопрос метафизики — «Как возможно синтетическое априорное знание?» — состоит из двух частей. Пользуясь собственными терминами Канта, я назову их «субъективной» и «объективной» дедукцией. (Кант употребляет термин «дедукция» в юридическом смысле, как обоснование права на что-либо, в нашем случае право применять определенные понятия, или «категории».) Понятие субъективной «дедукции», частично обрисованное Кантом еще в диссертации 1770 года, входит в его теорию познания. Там он пытался показать, что включено в процесс выработки суждения — в определение чего-то как истинного или ложного. Особое внимание уделяется природе разума, в частности, природе веры, чувственного восприятия и опыта. Сделанные им выводы представлены как составная часть общей теории «понимания» (способности суждения). Кант несколько раз подчеркивает, что эту теорию не следует толковать как эмпирическую психологию. Точно так же она не является и не претендует быть теорией функционирования человечёского, в противоположность какому-либо иному, интеллекта. Это теория понимания как такового, призванная объяснить, что это такое и как оно функционирует, если вообще существуют суждения.
Во всех философских спорах по этому поводу, настаивает Кант, мы говорим, «не о происхождении опыта, а о том, что в нем заключается» (т. 4, с. 62). Он сравнивает эти чисто философские вопросы с «анализом концептов», с этих пор вошедшим в моду. Кант хочет установить границы понимания. Если существуют вещи, которые нельзя понять, значит, все утверждения относительно их лишены смысла.