Следовательно, идея Лейбница о «врожденных идеях» в целом верна. Если есть понятия, изначально предпосланные опыту, то вывести понятие из опыта нельзя. Они присутствуют в любой картине мира, которую я могу назвать своей. Без них у нас был бы не опыт, а голое ощущение, из которого не выводится никакого знания. Эти априорные понятия, определяют базовые формы суждения. Все прочие понятия так или иначе испытывают их влияние, а в отдельных случаях к этому примешивается также влияние наблюдения или эксперимента.
Эти основополагающие понятия Кант назвал категориями, заимствуя термин, который в похожем значении, хотя и менее систематично, употреблял Аристотель. Категории — это формы, в которые облечен процесс мышления. На одной из таких категорий базируется система Лейбница — это категория субстанции.
10. Беккер. Иммануил Кант в возрасте 44 лет. 1768 г.
Субстанция — это то, что может существовать независимо и служит основой для качеств (свойств), из нее вытекающих. Понятие «стул» — это специфическое, эмпирическое выражение некого общего понятия субстанции. Им может воспользоваться только тот, кто постиг общее понятие, поскольку только такой человек способен интерпретировать свой опыт соответствующим образом. Еще одной категорией является то, что подвергалось скептическим атакам Юма, — категория причинности. Неудивительно, что большая часть «Аналитики» посвящена категориям субстанции и причинности, именно их Кант хотел сделать понятными. Всего же он перечислил двенадцать категорий, обнаружив, к своему удовлетворению, что они соотносятся со всеми спорными вопросами традиционной метафизики.
Субъективная дедукция
Из изложенного выше следует, что если уж мы вовлечения процесс познания, то наши ощущения должны пройти обработку категорий. Другими словами: нам кажется, что мы окружены субстанциями, причинами и всем остальным. Таким образом, мы априори знаем, что весь познаваемый мир (весь мир, которые содержит самосознание) должен иметь вид, продиктованный категориями. Однако он может иметь этот вид, только если подчиняется определенным принципам. Принципы эти определяют условия, при которых применима категория. Сумма принципов определяет границы нашего априорного знания.
Что утверждает субъективная дедукция категорий? Ответтакой: мы должны думать при помощи категорий и, следовательно, безоговорочно принимать управляющие условиями их применения принципы. Значит, мир должен представляться нам таким образом, чтобы мы приняли эти принципы. Самосознание требует, чтобы мир являлся в соответствии с категориями. Это утверждение представляет собой суть того, что Кант назвал «коперниканской революцией» в философии. Философы-предшественники полагали природу первичной и задавались вопросом, как наша способность к познанию постигает ее. Кант же предположил, что первичны именно наши способности, и из них вывел априорные пределы природы. Это стало его первым решительным шагом в споре с Юмом. Юм, как известно, утверждал, что каше знание основано на опыте. Однако опыт — далеко не такое простое понятие, как предполагал Юм. Опыт имеет интеллектуальную структуру. Она выстроена в соответствии с идеями пространства, времени, субстанции и причинности. Значит, нет никакого опытного познания, которое не указывало бы на мир природы. Наша точка зрения — в любом случает точка зрения на объективный мир.
Но согласится ли с этим скептик? Разумеется, скажет он, даже если Кант прав и мир появляется перед нами именно так, является ли он таким, каким мы его видим? Даже если мы уверены, что категории применяются, это вовсе не значит, что они действительно применяются. И от описания нашей точки зрения пора перейти к Описанию мира. И, следовательно, проблема остается: как «субъективные условия мышления должны иметь объективную значимость» (т. 3, с. 120). Кант утверждает, что нет суждения без объективности (т. 3, с. 133). Ясно поэтому, что требуется «объективная дедукция» категорий: доказательства, подтверждающие, что мир, а не только наша точка зрения на него, соответствует априорным принципам познания.
Формы мышления и формы созерцания
Прежде чем перейти к объективной дедукции, нам придется вернуться к начальным разделам «Критики чистого разума», которые Кант посвятил общим проблемам чувственного восприятия. Кант верил, что список из двенадцати категорий ему удалось получить в процессе абстрагирования. Предположим, я хочу описать то, что я сейчас вижу: пишущую ручку. Понятие «ручка» — это частный случай более широкого понятия «вещь, созданная человеком», в свою очередь являющий частным случаем понятия «материальный объект», и так далее. Эта цепочка абстракции заканчивается на априорном понятии, которое вбирает в себя все частные случаи; понятии субстанции. Вне нее мы не можем продолжать абстракцию, это значило бы прекратить думать. Точно также «писать» — частный случай «действия», который, в свою очередь, является частным случаем «силы» и так далее. Здесь конец абстракции приходится на причинность (или объяснение), и дальше абстрагировать невозможно. Проводя такие и подобные им мыслительные эксперименты, Кант предположил, что своим списком из двенадцати категорий он выделил все формы суждения и создал предпосылки выработки понятия объективной истины. Таким образом, доказательство нашей способности к познанию включает демонстрацию «объективной значимости» категорий и принципов, подразумеваемые при их применении.
Две идеи, однако, несмотря на их важность для науки и для объективного взгляда на мир, Кант не включил в свой список категорий. Это идеи времени и пространства, которые он причисляет не к понятиям, а к формам интуиции. Пространству и времени посвящена вводная часть первой «Критики», «Трансцендентальная эстетика». Греческим словом «эстетика» здесь обозначена область чувствования, чтобы подчеркнуть, что главная тема раздела принадлежит к области чувственного восприятия, рассматриваемого независимо от процесса понимания. Кант утверждает, что пространство и время не являются понятиями, применяемыми к созерцаниям, наоборот, они представляют собой базовые формы созерцания, то есть каждое ощущение несет на себе временной, а иногда и пространственный отпечаток.
Время — это форма «внутреннего чувства», присущего всем уровням мышления, независимо оттого, относятся ли они к объективной реальности. Нет такого ментального состояния, которое находилось бы вне времени, а время становится для нас реальностью благодаря такой организации нашего опыта. Пространство же — форма «внешнего чувства», тех «ощущений», посредством которых мы соотносим себя с существующим независимо от нас миром, через которые «являются» нам объективные вещи. Все, что я ощущаю как независимое от меня, ощущается только как «внешнее», то есть имеющее ко мне пространственное отношение. Пространство, как и время, формирует часть моей чувственной сферы. Сами мои ощущения и впечатления принимают пространственные формы, поскольку принадлежат к феномену «поля зрения».
И все же, почему пространство и время не отнесены к априорным понятиям? Они априорны, однако не являются понятиями, поскольку понятие это нечто обобщающее, суммирующее множество деталей. Но необходимо, что существует только одно время и только одно пространство, подчеркивает Кант. Все пространства представляют собой части единого пространства, все времена — части единого времени. В нескольких местах Кант даже специально отмечает, что пространство и время являются не понятиями, но априорными созерцаниями.
В философии Канта есть страсть к порядку, позволяющая ему в каждом из разделов его системы решать как можно больше философских вопросов. Рассмотрение пространства и времени отдельно от категорий понимания было необходимо, чтобы предложить объяснение существованию двух видов синтетической и априорной истины: математики и метафизики. Представляется, что объяснять их следует по-разному, поскольку математика самоочевидна, и она очевидна для всех мыслящих существ, в то время как метафизика вызывает непрекращающиеся споры, ибо «бесконечно далека от того, чтобы быть столь же очевидной… как положение дважды два — четыре» (т. 3, с. 541). Математика обладает непосредственностью'и несомненностью самой интуиции, в то время как принципы метафизики, выводимые из самого мышления, обязательно спорны. Относя математику к априорным наукам о созерцаниях, Кант предполагал, что сможет показать. почему это так. В математике мы имеем дело с априорными созерцаниями, что автоматически наполняет нашу мысль содержанием, отсутствующим в абстрактном применении категорий. Математические выводы появляются «а priori и непосредственно» (т. 3, с. 540), в то время как к метафизическим требуется идти путем трудоемких доказательств.