Согласны мы с кантовским объяснением или нет, отличительной чертой его философии является взгляд на истины математики как на истины синтетические и априорные. В то же время он отказывается принять платоновское объяснение этого синтетического априорно статуса как выведенного из особой природы математических объектов: абстрактных и неизменных чисел и формул. Не согласен Кант и с Юмом и Лейбницем, которые считали математику аналитической. Вопрос, таким образом, сводится вот к чему: как может математика быть синтетической и априорной и при этом не давать знаний о царстве таинственного и ненаблюдаемого? В своей диссертации Кант доказал, что априорная природа геометрии вытекает из субъекта, а не из объекта математической мысли. И именно это привело его к выводу, что априорное знание пространства возможно, только если пространство проникает в природу ощущения. Отсюда теория о пространстве как форме созерцания.
Раз так, то объективное знание имеет двойное происхождение: из ощущений и из мышления. Первое должно совпадать по форме со вторым, а второе с первым, иначе трансцендентальный синтез невозможен. Однако как понимать то, что мышление должно совпадать с ощущением? Поскольку время является наиболее общей формой ощущения, следовательно, дело в том, что категории находят свое первое применение во времени и, соответственно, им определяются (ограничиваются). Таким образом, понятие субстанции, в самом общем смысле, сводится не к монадам Лейбница и не к абстрактным объектам платоновского мира идей, но к обыкновенным вещам, существующим во времени и, следовательно, подвер-ценным изменениям. Если такие вещи объективны, то, вспомнив, что пространство есть форма наших внешних, чувств, мы придем к выводу, что они пространственны. Итак, доказать «объективную значимость» понятия субстанции не значит доказать, что мир состоит из монад. Скорее, мир состоит из обычных пространственно-временных объектов. Философское доказательство объективности устанавливает существование не абстрактного, лишенного перспективы мира, но полного здравого смысла мира науки и ежедневного ощущения: того самого мира, который подвергали сомнению и юмовский скептицизм, и лейбницевская метафизика. Особенно важно было для Канта показать в процессе доказательства объективности, что его убеждения в точности соответствуют физическим законам, установленным наукой Ньютона для всех чувственных объектов.
Трансцендентальное единство апперцепции
Объективная дедукция категории начинается с посылки самосознания, описанной как трансцендентальное единство апперцепции. Вдумайтесь в эту фразу — она содержит зерно большей части кантовской философии. «Апперцепция» — термин, заимствованный из лейбницевой метафизики, он относится к любому опыту, о котором субъект может сказать: это мой опыт. Другими словами, апперцепция — это опыт, обладающий самосознанием. Единство апперцепции — это «я мыслю», отнесенное ко всем моим ощущениям (т. 3, с. 127), как выразился Кант, перефразировав Декарта. Оно состоит из немедленного понимания того, что опыт данного момента принадлежит именно мне. То есть я немедленно понимаю, что и испытываемое мной ощущение, и мысль о нем принадлежат мне, то есть моему сознанию, которое определяет мою точку зрения. Сомнения тут невозможны: я никогда не окажусь в положении миссис Грэдгринг из диккенсовских «Тяжелых времен», которая, лежа на смертном одре, знала, что в комнате есть боль, но не относила ее к себе. Осознание этой целостности названо «трансцендентальным», потому что я не могу вывести его из опыта. Я не в состоянии доказать, что, поскольку эта боль обладает такими-то качествами, а мысль о ней — такими-то, они принадлежат одному-сознанию. Если бы я мог, то легко было бы ошибиться, приписав себе какую-то боль, какую-то мысль и какое-то понимание, которые вовсе мне не принадлежат. Следовательно, целостность, на которой я основываю свою точку зрения, не выводится из опыта, а напротив, является предпосылкой опыта. Ее основа «трансцендирует» через все, что может установить опыт. Как выразился Кант, целостность сознания «предшествует» всей информации, получаемой от органов чувств (т. 3, с. 630–631).
Трансцендентальное единство апперцепции описывает лишь небольшую часть нашей точки зрения. Я знаю по крайней мере одно: целостность сознания существует. Сомневаться в этом — значит перестать сознавать самого себя, тем самым лишив смысла самосомнение. Теперь перед нами стоит задача показать, что эта точка зрения возможна только в объективном мире.
Трансцендентальная дедукция
Объективная дедукция носит тот же самый трансцендентальный характер, как и ее предпосылки. Цель ее — показать, что верность ее выводов не выводится из опыта, но предполагается в самом существовании опыта. Трансцендентальное единство апперцепции возможно, только если субъект живет в мире, описываемом при помощи категорий, то есть в объективном мире, вещи в котором могут быть не такими, какими кажутся. Вот краткая аргументация: единство апперцепции предполагает такое состояние субъективности, при котором вещи таковы, какими кажутся, и кажутся такими, какие есть. Однако нельзя обладать субъективной точкой зрения, если не знать объективных истин. Следовательно, обладатель субъективной точки зрения принадлежит миру вещей, которые могут быть не такими, какими кажутся, то есть существуют независимо от его представлений о них.
Доказательство этому найти сложно, и Кант, неудовлетворенный «Трансцендентальной дедукцией», практически полностью переписал ее для второго издания своей «Критики», сместив акценты с субъективной системы доказательств, которую мы только что описали, на объективную, к которой мы приступает теперь. Но и в новом виде раздел был далек от ясности, и тогда Кант добавил главу «Опровержение идеализма», в которой постарался изложить свою идею более понятно. Главной целью «Опровержения» было показать, что мы имеем «опыт, а не только воображение» о внешних вещах, потому что «даже наш внутренний опыт, несомненный для Картезия опыт, возможен только при допущении внешнего опыта» (т. е. опыта познания объективного мира) (т. 3, с. 221) Красота этой гипотезы, однако, впечатляет больше, чем ее содержание. Из нее вытекают по крайней мере три мысли:
1. Идентификация опыта. Эмпирики обычно утверждают, что я знаю свой опыт просто из наблюдений. Однако это не так. Я наблюдаю не опыт, а его объект. Знание об опыте соответственно предполагает знание его объекта. Я могу познать объект, только идентифицировав его как протяженный. Однако ничто не может иметь временную протяженность, не обладая способностью существовать вне чьего-либо наблюдения. Существование объекта, таким образом, не зависит от моего восприятия.
2. Идентичность через время. Я могу идентифицировать опыт как принадлежащий мне, только ограничив его во времени. Я должен, следовательно, приписать его субъекту, существующему во времени и продолжающемуся в нем. Моя целостность требует моей протяженности. Но иметь протяженность означает быть субстанциальным, в субстанциальность невозможна вне причинно-следственных связей. Я продолжаюсь, только если мое будущее объясняется моим прошлым. В противном случае нет никакой разницы между протяженностью и бесконечной последовательностью отдельных моментов существования. Если я вообще способен познать свой опыт, то я должен сделать вывод, что принадлежу к миру, к которому применимы такие категории, как субстанция и причинность, а значит, они применимы и ко мне. Условием самосознания является существование того объективного порядка, который мне предлагает мой опыт.