Офицер быстро-быстро моргает, словно ему трудно переварить информацию и оценить последствия.
— Э-э… хорошо, доктор. Поезжайте к приемному отделению неотложки на Вашингтон-стрит. Вы знаете, где это?
— Да.
— Отсюда можно ехать либо по Вашингтон-стрит, либо по Бродвею, но кроме как через приемный травмопункт неотложки вас в больницу не впустят. Все остальные входы закрыты. — Полицейский делает шаг назад, произносит какую-то условную фразу в прикрепленную к груди рацию и машет рукой, словно за их машиной скопилась нетерпеливая очередь.
— Не вздумай опять останавливаться, — говорит Натали.
— Не буду.
Другие офицеры в таких же масках жестами направляют их машину с западного выезда развертки на Натан-стрит. С правой стороны мимо проплывает товарный склад, с левой — жилой комплекс, рядом с заполненной на три четверти автостоянкой примостилось скопление двухэтажных кирпичных корпусов. Рамола краем глаза замечает, как кто-то пробегает по стоянке и исчезает между зданиями.
— Как думаешь, через какое время меня примут? В эту задрипанную больничку поди набилось до хрена народу, — спрашивает Натали.
— Не могу обещать на сто процентов, но я уверена, что мы будем там очень скоро. Это не обычное приемное отделение, где сначала регистрируешься, а потом сидишь и ждешь. Здесь есть дополнительный персонал, а на входе в травмопункт наверняка уже работает сортировка пациентов по степени тяжести.
— Я тебе верю, но откуда ты все это знаешь?
— Вчера вечером я получила сводку о реагировании больницы на чрезвычайную ситуацию. Мне было назначено явиться туда завтра утром.
— Тебе повезло выйти на работу внеурочно в день открытых дверей для бешеных беременных теток. Там теперь цирк с конями. Вот увидишь.
— Я лично помогу тебе не потеряться в этом цирке.
— А я обняла бы тебя сейчас укушенной рукой, да не могу.
Рамола протягивает руку поперек консоли и пожимает бедро Натали. Та, не выпуская телефон, прижимает к губам тыльную сторону здоровой руки. «Я… я хотела еще раз взглянуть на сообщение Пола», — говорит Натали и тихо плачет.
Они проезжают по обсаженной деревьями аллее мимо четырех кварталов небольших домиков под щипцовыми крышами. Район плотной жилой застройки уступает место торговому центру. Гигантская автостоянка практически пуста, за исключением редких машин тут и там. Главный вход в плазу перегорожен прицепом и передвижной придорожной доской объявлений. Прямоугольное сообщение, набранное большими желтыми буквами, гласит:
ВЪЕЗД В БОЛЬНИЦУ ТОЛЬКО ЧЕРЕЗ ТРАВМОПУНКТ НА УОШ-СТРИТ
Напротив плазы расположены пожарное депо и полицейский участок Норвуда, по ним пролегает восточная граница делового центра города. Впереди — светофор, который обычно последовательно переключается с зеленого на желтый и красный, а сегодня постоянно мигает только желтым цветом — мол, проезжайте, но будьте осторожны. Полиция движение не регулирует. Перед ними стоит машина, еще не проехавшая под пешеходным мостиком. Она последняя в растущей очереди автомобилей, растянувшейся не меньше, чем на три квартала.
— Охренеть. Что теперь прикажешь делать? — говорит Натали. — Мы не доехали целых полмили, так ведь? Другая дорога есть? Или они все перекрыты? Мы ни за что туда не доберемся. А что если они уже закрыли больницу? Если ее уже захватили? Захватили, черт! Я так и знала.
Рамола пытается успокоить Натали: «Это не факт. Мы пока еще движемся. Мы доедем». Ее охватывает такая же паника. У нее нет ответа на более чем резонные вопросы подруги.
Машины еле ползут. Натали барабанит пальцами по стеклу, твердит как заклинание: «Давай, давай».
Рамола тискает руль, срочно надо что-то сказать, что угодно, чтобы Натали или они обе не психанули.
— Как ты себя чувствуешь? Есть какие-нибудь перемены?
Натали трясет головой, ругается сквозь зубы. Потом врубает на полную громкость новостную радиостанцию Бостона. «Надо попытаться дозвониться, — говорит она. — С кем в больнице можно связаться? Позвони, назови себя, спроси, что нам делать. Ну да… позвонить, видно, не получится, телефонной связи пипец, и вообще кругом полный пипец».
Натали говорит часто-часто, голос, как у шизофреника, то опускается до низкого, почти рассеянного бормотания, то взлетает до неистового, визгливого отрицания. Конечно, обстоятельства обычными не назовешь, однако за все годы их знакомства Натали ни разу не вела себя и не говорила подобным образом. Неужели вирус уже проник в ее мозг? За такое короткое время?