– Здесь их уж столько исследовали. Одни считают, что это коровьи следы, другие говорят – медвежьи. Можете приступить…
Чупати вместе с Кантором стал внимательно разглядывать глубокие следы на хорошо распаханной двадцатиметровой следовой полосе. Чупати решил, что если прошел не человек, а зверь, то Кантора этот след не заинтересует, по следу же человека Кантор тут же пойдет, без особого на то приказа.
Чупати внимательно следил за носом собаки, по еле заметному движению которого он безошибочно угадывал, взял Кантор след или не взял.
Кантор не заставил себя долго ждать. Он закрутил хвостом, давая понять хозяину, что тут прошел подозрительный человек.
Сержанту пришла в голову одна любопытная мысль. Он решил проверить свою догадку. Опустился на колени и попытался передвигаться на четвереньках. След остался такой же, как тот, который он перед этим рассматривал.
«Хитер», – подумал Чупати о нарушителе и тут же, довольный собственной смекалкой, улыбнулся.
– Докладываю: след человека. Мною обнаружены в лупу даже волокна с его одежды, – доложил Чупати подполковнику.
Пограничники с недоверием посмотрели на сержанта.
– Нарушитель прошел через полосу на четвереньках, – сказал Чупати и, встав на четвереньки, прошел по вспаханной полосе параллельно следам, оставшимся от нарушителя.
– А ведь верно! Молодец сержант! – обрадовался начальник погранзаставы. – И вы в состоянии пойти по этому следу со своей собакой?
Чупати, немного подумав, ответил:
– К сожалению, с момента нарушения границы прошло слишком много времени, но надо попытаться.
– Если найдете нарушителя, представлю вас к правительственной награде, – пообещал подполковник.
– Слышал, Кантор, что нам с тобой обещают? – шутливо сказал сержант собаке и приказал: – Кантор! След! Ищи!
Кантор взял след и шел по нему километров пять, пока не привел хозяина к остановке автобуса, у небольшого пограничного села. Автобус отсюда несколько раз в день отходил в небольшой промышленный городок. Чупати полагал, что именно там и следует искать нарушителя границы.
Наступил вечер, и Чупати решил переночевать в радиофургоне, который стоял на берегу быстрой речушки.
Утром, часов в пять, Кантор начал ворочаться. Чупати отдернул занавеску и выглянул в окно. Машина стояла на опушке парка. Кантор настойчиво просился наружу.
– Не терпится тебе, дружище? – проговорил сержант и, взяв поводок на руку, пошел вслед за собакой.
– Если меня будут искать, я в парке прогуливаюсь, – бросил Чупати радисту.
Парк был хорошо ухожен и делился речной протокой на две части. Кантор побежал к горбатому деревянному мостику. Погуляв с полчаса, они возвращались обратно, но тут их остановил садовник, который утверждал, что видел на одной из скамеек какого-то подозрительного типа. Садовник показался сержанту самодеятельным детективом, склонным поиграть в погоню за шпионом.
Кантор не спеша обнюхал скамейку, на которой, по словам садовника, сидел подозрительный тип, и повел хозяина на берег реки, заросший густым ивняком. Дорожка привела к городскому пляжу. Вдруг шерсть на Канторе встала дыбом, Чупати невольно схватился за пистолет. Из кустов навстречу сержанту вышел пожилой мужчина. В руках у него были металлические ножницы, которыми он срезал ивовую лозу. Он стал отбиваться от собаки пучком лозы.
– Перестаньте махать прутьями, собака вас не тронет, – сказал сержант мужчине.
Кантор снова стал нюхать землю и повел хозяина к заболоченному участку, оставив незнакомца с ножницами в покое. Вскоре Кантор вывел Чупати к фруктовому саду, обнесенному забором из рейки. Через отворенную калитку вошли в заброшенный двор. Пес прошел к пристроенному к дому сарайчику.
Чупати вынул пистолет. Толкнул дверь, она заскрипела ржавыми петлями. Послышалось шлепанье чьих-то ног.
– Стой, стрелять буду! – крикнул Чупати.
– Что такое? – спросил вдруг женский голос. – Кого вам нужно?
– Есть здесь кто-нибудь из посторонних?
– Нет никого. А кто тут может быть?
Чупати почему-то не понравился ответ женщины и ее поведение, хотя ничего особенного он не заметил.
– А где ваш муж? – поинтересовался сержант.
– Я уж пятнадцать лет вдовая.
– Дети есть?
– Есть. На заводе работает сын.
– В сарае у вас ничего не пропадало?
– Вроде ничего. Не знаю. Коза у нас там…
– Так-так… – Чупати пошел к выходу.
В углу сада, около грушевого дерева, Кантор свернул направо и по тропке повел хозяина к паромной переправе.
На берегу реки след кончился. Пришлось ни с чем вернуться к радиофургону.
– Здесь без меня ничего не произошло? – поинтересовался Чупати у радиста.
– Ничего. Полная тишина.
Чупати присел на скамейку в парке. На душе было неспокойно, а понять причины этого беспокойства сержант не мог.
– Старший сержант, вы уже завтракали? – крикнул Чупати радист, не выходя из машины.
Чупати покачал головой и, встав, не спеша направился к грузовику, на котором находился повар.
В это время в домике, где только что побывал Чупати, разыгралась такая сцена.
Мать с тревогой посмотрела на сына, сидевшего за столом, и подумала: «Родного сына не вижу по полгода. Как он изменился…»
– Ну что ты на меня смотришь? – спросил сын.
– Так… – неопределенно ответила мать.
– Скоро кончится наша бедность. Будут деньги.
В голосе сына прозвучали нотки самодовольства.
– Ничего мне не надо, лишь бы ты был дома. А ты все ездишь. Не уезжай ты больше в этот Будапешт. Здесь на заводе прекрасно можно работать.
– «Здесь на заводе»! – недовольно передразнил парень. – А что тут хорошего? Я не понимаю, как ты можешь тут работать? – произнес он вслух, а про себя подумал: «Ну что ж, пусть думает, что я действительно был в Будапеште и работал там на заводе. Если бы она знала, какая у меня „работа“…»
– А чего тут не понимать? – спросила мать.
– Когда-то мы жили совсем по-другому. Я помню нашу квартиру. Неужели ты забыла ту жизнь? А сейчас работаешь, как лошадь. Думаешь, я не помню последнюю волю отца? Почему ты ее не выполнила? Почему мы не уехали на Запад?
– Янчи, сынок, не говори так… – простонала мать.
– Почему я должен страдать? – В голосе сына зазвучали нотки ненависти.
– Мы же здесь родились…
– Какая глупость!
– Господи! – забеспокоилась женщина. – Уж не собираешься ли ты снова меня покинуть? Полгода не был, приехал на несколько дней и снова… Я не сержусь. Ты только пиши. И не делай глупостей, сынок. Я так рада, что тебя снова взяли на завод. У тебя хорошая специальность, и, если ты годика два как следует поработаешь на нашем заводе, тебя могут послать в университет…
– Неужели ты это серьезно говоришь?
– Боюсь я за тебя, сынок, – совсем тихо проговорила мать.
– Чего ты боишься? – спросил сын.
– За тебя боюсь. Сердце у меня не на месте. Скажи, ты ничего не натворил?
– О чем ты говоришь? – Сын подозрительно посмотрел на мать.
– Утром, вскоре после того как ты ушел из дому, к нам во двор приходил полицейский с собакой. В сарай хотели зайти.
– Почему же ты мне раньше об этом не сказала?
– Правда, ты ничего не натворил? – снова повторила с тревогой мать.
Сын, ничего не ответив, выскочил во двор.
Янош Мюллер заперся в сарае. Из угла на него уставилась удивленными глазами коза.
– Ну что вытаращила глаза? – спросил он козу.
«Если бы только знать, что нужно было здесь полицейскому».
Мюллер попытался восстановить в памяти события последних дней. На заводе он ничего подозрительного не заметил: никто за ним вроде бы не следил. День как день, ничего особенного. В отделе кадров не удивились тому, что он самовольно бросил работу в Будапеште. Выдали ему новую трудовую книжку – сказал, что старую потерял… Поверили. Как хорошо, что он, переходя через границу, не выбросил тогда свое удостоверение личности. Никто его не выследил. В автобусе он ехал со знакомыми людьми. Каждый шаг у него был заранее продуман. Правда, за три дня у него не раз спрашивали на улице документы, он показывал – и все сходило. Вот уже два дня, как он заметил на улицах патрули, которых раньше не было и в помине. «Быть может, Лакли привел сюда за собой хвост?» – подумал Мюллер и посмотрел на часы – через несколько минут Лакли снова должен выйти в эфир. Обязательно должен.