– Далеко вам не придется идти, – попытался успокоить Чупати начальник заставы. – Каналы и озеро мы постоянно контролируем на моторной лодке. А в болото ни одна живая душа не осмелится сунуться, суши же у нас кот наплакал…
– Хорошенькое утешение. – Чупати отошел от окна и, махнув рукой, сказал: – Давайте вашего конюха…
Конюхом оказался высокий молодой парень с обвислыми, как у сома, усами, флегматик с очень покладистым характером.
Через несколько минут конюх, повесив себе на шею карабин, был уже готов выйти в путь. До места нарушения границы Чупати довел сам начальник заставы. На мокрой земле явственно отпечатались два следа: мужской и женский. Договорились с начальником заставы, что, если что-нибудь случится, Чупати даст длинную очередь из автомата в воздух.
Далее пошли по лугу, через полкилометра начались заросли тростника. Идти было трудно: заросли были густыми и высокими.
Только тут Чупати спохватился, что ему следовало бы попросить у старшего лейтенанта болотные сапоги.
После часа блуждания по зарослям Чупати спросил конюха:
– Где мы находимся?
– А черт его знает, – спокойно ответил тот.
– Разве ты не знаешь этих мест?
– Нет. Меня никогда сюда не брали.
– Так чего ты мне об этом раньше не сказал?
Отдохнув, пошли дальше на север. Под ногами хлюпала вода.
– Хоть компас у тебя есть? – спросил Чупати конюха. Тот покачал головой.
Через некоторое время вода дошла до колен, а потом и выше, Кантор уже не шел, а плыл.
Наткнувшись на крохотный сухой островок, остановились передохнуть. И вдруг Кантор, подняв уши, начал настороженно слушать. Чупати тоже прислушался. Где-то недалеко кричал ребенок, кричал взахлеб, как обычно грудные младенцы.
– Ты слышишь? – спросил сержант конюха.
– Слышу, младенец плачет…
Встали и пошли на крик. И снова пришлось идти по колено в воде, пока не выбрались на небольшой островок, на котором лежал завернутый в пеленки младенец.
– Черт возьми! – выругался Чупати. – Что же нам теперь с ним делать?… Нужно возвращаться обратно, но только прямым путем…
– Я совсем не умею плавать, – заявил конюх.
Чупати остолбенел: он и сам-то, по правде сказать, плавал неважно.
Повернули в сторону заставы. Вода местами доходила до подмышек. Конюх, бывший на голову выше Чупати, нес ребенка на поднятых вверх руках. Кантор пробирался вплавь.
Через час все выбились из сил. Чупати потерял один башмак, который засосало болотной грязью.
Солнце еще стояло высоко в небе, они все шли и шли, а камыши не кончались.
– Помогите! Помогите! – Тишину разорвал истеричный женский крик.
– Скорее туда! – скомандовал Чупати и побежал на крик.
Через несколько метров тростниковые заросли неожиданно кончились. Взору открылось ровное место, на котором синела гладь озера, а в самом центре этой равнины две черные головы: мужская и женская.
Чупати несколько мгновений смотрел на двух человек, которых засасывала трясина.
В это время со стороны озера послышалось слабое тарахтение моторки.
– Стреляй в воздух! – крикнул Чупати конюху, чувствуя, как почва уходит из-под ног. – Кантор, возьми его! Это бандит! – успел крикнуть сержант псу, ткнув рукой в сторону мужчины, и энергично заработал руками и ногами, чтобы как-то удержаться на поверхности, не уйти под воду.
Когда Кантор подплыл к мужчине, тот вытащил пистолет и, хотя Кантор успел повиснуть у него на руке, выстрелил. Пламя обожгло Кантору шерсть. Пуля прошла в нескольких метрах от Чупати, никого не задев.
Через несколько секунд вдали показалась моторка пограничников. Чупати чувствовал, как его все глубже и глубже засасывает трясина и он не в состоянии был пошевелить ни рукой, ни ногой…
Подоспевшие на моторке пограничники успели вытащить Чупати, конюха с младенцем, Кантора и мужчину с пистолетом.
В сознание Чупати пришел только в больнице. Открыв глаза, он увидел белый потолок и белые стены. Был еще день. В окно падали солнечные лучи. Чупати сел на койке, и его первыми словами были:
– А где женщина?
– Спокойно, товарищ Чупати, спокойно! – К нему подошел врач в белом халате. – Не нужно волноваться.
Кантор, который все время лежал возле кровати хозяина и не сводил с него глаз, сразу же вскочил на ноги, как только сержант открыл глаза, и бросился лизать ему шею от радости.
– Так где же женщина? – еще раз спросил Чупати.
– К сожалению, ее спасти не удалось. Когда пограничники вытащили ее из болота, она была мертва, – ответил наконец врач, готовя шприц для очередного укола.
Когда с процедурами было покончено, в палату впустили конюха-пограничника.
– Что с ребенком? – спросил у него Чупати.
– Все в порядке, отдали в детский дом. Доктор говорит, что жизнь малыша вне опасности.
– Известно, чей это ребенок? – поинтересовался сержант.
– Отец ребенка, если такого мерзавца можно еще называть отцом, Иштван Ласло…
Подробности Чупати узнал несколько позже, когда уже переодевался в свою одежду.
Оказалось, что мужчина работал главным бухгалтером одного будапештского предприятия и совершил крупную растрату, за которую его должны были привлечь к уголовной ответственности. Чтобы избежать наказания, он решил бежать в Австрию вместе с женой и пятимесячным ребенком. Один из местных жителей за тысячу форинтов обещал перевести их через границу. Однако довел их только до болота, ткнул рукой, куда нужно идти дальше. Вот они и пошли…
– Бывают же такие мерзавцы! – воскликнул возмущенно Чупати.
– Проводника уже арестовали, – сообщил пограничник.
Одевшись и подозвав к себе верного Кантора, старший сержант сказал:
– Ну что, дружище, в этом болоте и тебе небось не сладко пришлось?
Насколько Кантору везло в работе, настолько он был невезуч в любви. За последние годы у него, правда, было несколько легких любовных похождений в дни, свободные от заданий, родилось несколько щенков, которые были похожи на Кантора и унаследовали от него ряд положительных качеств.
Однако для настоящей любви у Кантора не было ни времени, ни возможности. Внутренняя дисциплина и собранность, к которым пес привык во время работы, не позволяли ему тратить время на такие вещи.
С появлением же Лохмушки все изменилось: Кантор по-настоящему влюбился. Каждый раз, возвращаясь с задания, как бы поздно ни было, пес в первую очередь направлялся не к своей конуре, а к домику, в котором жила молодая собака. Кантору доставляло удовольствие хотя бы увидеть ее мельком, взглянуть, как она дремала, растянувшись в конуре. По утрам Кантору было особенно приятно слушать, как Лохмушка призывно лаяла, повернув голову в его сторону. Пес старался научить Лохмушку всему тому, что хорошо знал и умел сам, за что та платила ему подобострастным обожанием.
Султану тоже нравилась Лохмушка, однако каждый раз, когда он пытался приблизиться к ней, собака встречала его злобным рычанием, что наводило его на невеселые мысли о том, что у него есть более счастливый соперник.
В начале сентября старшему сержанту Чупати было досрочно присвоено воинское звание «старшина».
Наблюдая за заигрыванием Кантора с Лохмушкой, вновь испеченный старшина радовался их дружбе. В мечтах старшина уже видел щенков от Кантора с Лохмушкой, которые бегали по двору, умножая собачье потомство части. Это были бы такие щенки, каких не сыщешь на всем свете, каких не стыдно показать на любой международной выставке служебных собак. Более того, старшина был уверен, что все призовые места заняли бы именно его собаки.
Однажды после обеда Чупати незаметно удалился домой, оставив Кантора в будке Лохмушки. Когда же часов в десять вечера Чупати был вызван на происшествие и пошел за Кантором, тот, как разъяренный тигр, бродил взад и вперед по конуре Лохмушки, которая безмятежно дремала в углу.
– Кантор, дорогой, не сердись на меня, что я помешал тебе, – сказал Чупати, – но нас вызывают на задание.