— Что ж, Алвисид, ты снова будешь повержен, но на этот раз навсегда!
Архангел Михаил (или Демиург?) сделал едва заметный жест, и из его многочисленной свиты выступили вперед три фигуры, которые одновременно эффектным жестом сняли капюшоны своих золотистых мантий. По рядам богов прошел удивленный говорок. Алвисид произнес тираду на неизвестном языке, но, судя по тону, явно выругался.
— Кто это? — спросил Радхаур у барона Ансеиса.
— Арсиван, Сеалбур и Севибоб, — ответил за него верховный координатор алголиан. — Дети Алгола, единоутробные братья Алвисида.
Глава третья
Но ведь заблуждаться — это несчастье, говорят мне; напротив, не заблуждаться — вот величайшее из несчастий! Весьма неразумны те, которые полагают, будто в самих вещах заключается людское счастье. Счастье зависит от нашего мнения о вещах, ибо в жизни человеческой все так неясно и так сложно, что здесь ничего нельзя знать наверное, как справедливо утверждают мои академики, наименее притязательные среди философов. А если знание порой и возможно, то оно нередко отнимает радость жизни. Так уж устроена человеческая душа, что более прельщается обманами, нежели истиною.
Король загостился в Рэдвэлле. В столице наверняка накопилось множество неотложных дел, да и по жене, которую не взял на празднества исключительно из-за младенца, Этвард соскучился. Не говоря о том, что очень хотелось вновь подержать на руках младшенького.
Почти все рыцари разъехались, Рэдвэлл опустел, все дела были завершены, пора и честь знать. Его удерживала только просьба Радхаура, который невнятно намекал о какой-то очень важной встрече, должной состояться сегодня. Но завтра он уже будет на пути в столицу.
Когда появился его доверенный слуга, король полагал, что он сообщит о том, что пришел Радхаур. Но он ошибся, встречи с ним добивался епископ Маридунский.
— Пригласите, — вздохнул Этвард.
После обычных приветствий и благословений, его преосвященство отец Флоридас сел в предложенное кресло и, глядя в глаза королю, спросил:
— Вы не знаете, чем сейчас занят граф Маридунский?
— Я жду его с минуты на минуту, — ответил Этвард, догадавшись, что все не так просто и Радхаур уже не придет.
Он отвел глаза от иссушенного заботами священника, который был ненамного старше самого Этварда, но уже казался пожилым человеком.
— Ваше величество, я приехал сюда для срочного разговора. Однако граф отказался принять меня, сославшись на важные дела и передав через слугу, что появится завтра у меня в аббатстве.
— Ваше преосвященство, а вы не допускаете, что у графа на самом деле могут быть важные дела?
— Я знаю, какие это дела, — криво усмехнулся епископ. И добавил:
— Богомерзкие!!!
— Как вы можете так говорит! Ведь граф Маридунский — ваш родной брат!
— Я не сторож брату моему! — гневно возразил епископ. — Если граф поклоняется Алголу, он достоин самого сурового наказания. И вы, заключивший с Богом договор и милостью его правящий Британией, должны положить конец богомерзким делам.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, ваше преосвященство, — сухо ответил король Этвард.
— О том, что на земле Британии не место дьяволо-поклонникам алголианам, которых вы, ваше величество, привечаете. И тем более сын дьявола Алвисид не может жить в Рэдвэлле.
— Насколько я понимаю, — возразил Этвард, — Алвисид сын Алгола.
— У дьявола много имен, цель — одна. Я был сегодня ночью вызван перед лик Господа нашего и…
Этвард невежливо встал, движением перебив собеседника, и в задумчивости подошел к окну. Затем вновь повернулся к священнику:
— Вы приехали в замок говорить с графом от собственного имени?
— Я приехал говорить не только с графом Маридунским, но и с вами, ваше величество, по прямому поручению Господа нашего! Я приехал не говорить, а предупредить и предотвратить!!! Я хочу немедленно видеть графа Маридунского, пока не произошло непоправимого!
— И что может произойти непоправимого? — в лоб спросил король Этвард. Не любил он, когда ему угрожали.
— Самое страшное, что может случиться для вас лично и нашей страны — мне даже думать об этом не хочется — объявление интердикта, — ответил епископ. — Но и это не в счет по сравнению с тем, что весь мир может рухнуть в бездну!
Как легко с уст епископа слетело страшное слово — интердикт. Запрещение служб, отзыв всех священников, закрытые церкви, молодые не могут сочетаться браком, новорожденных не могут крестить, покойных нельзя хоронить на кладбищах… Народ такое долго не вынесет, Этвард знал — около десятка лет назад интердикт объявлялся в Арагоне и волной смел правящую династию, наложив черный отпечаток на все население страны. То есть интердикт — крайняя мера, решающая. Нет такого христианского государства, чтобы могло долго жить под ним. И если государь допускает, чтобы на его страну наложили интердикт, то тем самым подписывает лично себе смертный приговор.
— Ваше преосвященство, но чем же я и мои подданные могли прогневить Господа нашего?
— Графа Маридунского необходимо остановить. Алвисид не должен вновь своим гнусным дыханием осквернять нашу землю, — заявил епископ Маридунский.
— Скверным дыханием… Он же ваш далекий предок, ваше преосвященство…
— Мне дал жизнь Господь, ему служу и его воле следую, — резко оборвал короля епископ, который знал Этварда с детства и мог позволить себе говорить как старший брат. — А сын дьявола вольготно проживает в Рэдвэлле, и совсем чуть-чуть осталось до того проклятого момента, когда он возобладает былой силой. Этого не должно произойти.
— Хорошо, — неожиданно согласился Этвард. — Но как лично я могу этому воспрепятствовать?
— Убедить Радхаура отказаться от его замысла! Пусть не забивает себе голову сказками, пусть женится, нарожает детей и живет как все…
— Но у него есть невеста и…
— Знаю, — прервал Этварда епископ. — Но лучше — для всех лучше — забыть о той давней истории. Не к лицу христианским рыцарям пользоваться колдовством. Надо отгонять от себя сатану! Ваша сестра погибла, ваше величество, как бы это не было вам больно. Та, что может быть представлена вам в ее облике, — дьявольское наваждение, не более. Какие дети могут родиться от этого союза? — голос епископа достиг высшего напряжения и тут же стал обыденным:
— Об этом я с графом поговорю. Вы же должны убедить Радхаура замуровать Алвисида в склепе, как и положено покойникам, и забыть о нем.
— А если у меня не получится уговорить его, ваше преосвященство?
— А вы постарайтесь, сын мой. Я со своей стороны приложу все усилия, чтобы воздействовать на брата. Он должен выбросить ереси из головы и повернуться лицом в сторону Господа нашего. Но… Но если не получится уговорить, то разве не в вашей власти, ваше величество, арестовать его и держать в темнице как государственного преступника? А преступление его ужасно перед Господом, и потворствуя ему в его замыслах, вы совершаете не меньшее преступление.
— Это вам поручено сказать мне Господом? — пристально глядя в лицо епископа, медленно спросил Этвард.
— Мне поручено образумить вас, — тяжело вздохнул епископ Маридунский. — И предупредить, что завтра в полдень посланец Господа будет ждать вас у Рэдвэлльских камней, чтобы лично передать Его волю.
— Если это все, ваше преосвященство, то мне хотелось бы остаться одному, чтобы как следует обдумать ваши слова.
— Благословляю вас, сын мой, — перекрестил короля священник. — Я все сказал, обратитесь лицом к Господу и думайте.
Епископ встал с кресла, вышел из помещения, и дверь за ним закрылась. Этвард, помедлив немного, позвонил в колокольчик, вызывая слугу.
— Немедленно разыщите графа Маридунского, — приказал он. — Где бы он ни был. Посмотрите, не пошел ли он… Впрочем, нет, если графа не разыщите, то просто позовите ко мне сэра Бламура.