и вот он целится в себя…
щелчок! не вышло горя,
а сердце бьётся! из семян
взошёл соцвет покоя.
так, значит, велено Судьбой…
дрожит, уставший очень;
– закончен круг, – сказал Шестой,
для всех уже закончен.
развеян хмель… став горевать,
все над вторым склонились;
а у него осталась мать
одна… Фортуны милость…
кто скажет ей теперь о нём,
как ныне жить Четвёрке?
свалился горьких мыслей ком,
на всех свалился, горький…
– как были мы ослеплены, –
трезвея, всхлипнул третий,
и под ярмом стоят вины,
как что разбили дети.
но должно матери нам весть
сказать, дружили вместе…
тут глас Шестого:
– коль я здесь,
могу – сторонний вестник.
от вас услышать будет всё ж
страшней про гибель сына;
я ей скажу…
– да как пойдёшь,
коль мы, друзья, повинны…
и коль безумствовали мы,
все перед ним в ответе, –
так, молвив, пятый щёки мыл
слезами – горем съеден.
и думали все Вчетвером,
и странник тоже думал, –
Три Матери над потолком
дрожали в качке шума.
и вдруг четвёртый вскрикнул:
– о, я пьяница безмозглый!
как матери скажу о том? –
был искренним тот восклик…
другие тоже лишь теперь
узнали безвозвратность;
лазурной жизни менестрель
умрёт, как оказалось…
и не воскреснет – вечна смерть…
и пятый молвил:
– где ж ты…
не будет пусть Фортуны впредь,
но будет всё как прежде.
– и я б хотел, – четвёртый взвыл,
отдать своё везение,
чтоб друга оживить! – увы,
не будет воскресенья…
кривили, сокрушаясь, рты,
но молвил первый:
– хватит. мы похороним, ну а ты
известьем встретишь матерь… –
и на Шестого посмотрел;
тот, самый трезвый, замер,
и, как сожжённый на костре –
поблёк, снуёт глазами.
пока рыдали вчетвером,
узнал второго ближе;
– соседи мы…, – спросил, – не сон
ли я сегодня вижу?..
он редко в наших был краях,
но мать я вроде знаю, –
Шестой сказал, и, что маяк,
глаза горят печалью…
но, может, так тому и быть,
и никуда не деться;
а если б не было стрельбы –
не знал того соседства.
– о, бедный друг, как мы бедны,
была последней встреча;
кто умирает молодым,
живёт отныне вечно, –
так первый подытожил. юн
в ночь первомай рассветный.
я как число «один»– стою,
свидетель неприметный.
на том решили. тело – в плащ;
в лес подалась Четвёрка,
а странник – вестник, нёсший плач,
в деревню шёл дорогой.
и коль второму не спалось,
мог слышать их за мили –
друзья и странник, шедший врозь,
о нём лишь говорили.
*
деревьев хор гудит ведром;
проснулся… дом всё тот же;
– он хочет возвратиться в дом,
из-за себя не может, –
последнее услышал я,
и канул отзвук в нишу;
что положила бабка в чай,
что я такое вижу?..
но разве в чае дело лишь?..
с загадкой будет проще:
на что ты долго поглядишь,
увидишь в думах ночи.
но если дом его зовёт,
а чучело у бабки,
залезу я на огород,
верну, что кости, палки –
перенесу его сюда;
не та же дама крести
нас держит всех? себя отдав,
спастись – помогут если…
и купол пересох во рту:
явиться к бабке снова?
но если я не украду –
то сгинет… зачарован…
дом 26, ты стар и нищ,
вернуть бы то, что взяли;
вдруг по-другому поглядишь,
когда придёт хозяин?..
я выхожу через окно,
хочу с бурьяном слиться;
согнулся и бегу, что гном
в траве, что жук, мокрица.
я днём иду, но знаю ведь,