Бармен ухмыльнулся.
- Первая у тебя заняла… что, три минуты? Четыре? - он покачал головой. - Продолжай в том же духе, и эти сорок долларов закончатся быстро.
- У меня таких бумажек много.
Это было правдой. Кошелёк Люка был набит деньгами. Для своего последнего возможного путешествия домой он снял бóльшую часть оставшихся средств со своего текущего счета. Теперь на счёту было небольшое количество денег, и он не собирался пополнять его в ближайшее время. При текущем низком уровне счёта потребуется всего одна из этих убогих ежемесячных плат за обслуживание, чтобы отправить его в овердрафт. Впрочем, на этот раз это была проблема банка, потому что он не собирался платить эти вымогательства.
Возможно.
Бармен кивнул.
- Это всё, что мне нужно знать.
Люк улыбнулся после глотка двойного виски.
- Как тебя зовут, бармен? Прошло много лет с тех пор, как моё красивое лицо в последний раз украшало это прекрасное заведение, и я не помню тебя.
- Стью Ломбарди, - сказал бармен, взяв свежую бутылку пива из холодильника под стойкой бара. Он снял крышку с бутылки, бросил её в мусорную корзину и поставил бутылку перед Люком. - Не имею никакого отношения к легенде спорта и тренеру. Говорю это, прежде чем ты спросишь.
- Люк Херзингер.
- Приятно познакомиться, Люк.
- Взаимно.
Люк отпил глоток виски и глотнул пива. Он ещё не был так глубоко в своём запланированном опьянении, но уже сияние лёгкого тепла распространилось по всему его телу. Он надеялся, что останется достаточно трезвым, чтобы прийти в старый дом на холме в полночь. И как только он сделает это, он сможет выпить свой последний напиток и приставить этот дробовик под подбородок.
Может быть.
- Ты сейчас управляешь этим местом сейчас, Стью?
Стью кивнул.
- Несколько лет назад я получил это место у Сэла младшего, это мой папа. Ты помнишь его?
Люк вспомнил, как отец Стью выбил из него всё дерьмо одной ночью много лет назад. Воспоминания были туманными - их было так много, - но то, что спровоцировало драку, было жалобой женщины-клиента, которая обвинила Люка в краже денег из её кошелька. Эту деталь он запомнил хорошо. Сделал ли он это на самом деле, это другой вопрос. Это воспоминание пребывало где-то в более глубоких участках его мозга. В любом случае, он отреагировал на обвинение менее чем вспыльчиво. Эти детали также были немного смутными, но он полагал, что мог бы неоднократно использовать уничижительный термин, рифмующийся с “недовольным,” для обозначения своей женщины-обвинителя. Характеры вспыхивали. Кулаки размахивались. Бутылки летели. Кто-то ударил его по спине стулом. Кульминацией всего этого стало то, что Сэл вытащил его наружу и нанёс ему сильный удар в челюсть. Приняв твёрдое решение оставить это конкретное происшествие при себе, Люк пожал плечами, чтобы показать неуверенность.
- Думаю, да. Как я уже сказал, это было давно.
Глаза Стью прищурились, и он на мгновение замолчал, словно изучая Люка более внимательно, чем раньше.
- Ты говоришь, что тебя зовут Херзингер?
Люк сглотнул пива, вытер влажные губы.
- Ага.
Брови Стью нахмурились, когда он почесал подбородок.
- Да. Я слышал это имя раньше.
Рука Люка переместилась на бокал для виски. Он осушил его и постучал по пустому стакану на стойке.
- Это интересно. Повтори, пожалуйста.
Стью забрал стакан и поставил его в раковину в задней части бара. Пока бармен приступил к приготовлению нового двойного виски для Люка, толстяк с усами постучал пальцами по стойке бара.
- Херзингер. Я тоже знаю это имя. Ой, подожди. Тот Херзингер…
Розовое лицо толстяка слегка побледнело, а рот открылся.
Люк вздохнул.
- Да.
Толстяк покачал головой.
- Едрёна мать. Ты тот, чей отец…
- Правильно, - сказал Люк, перебивая его. - Только прошу, не говори об этом, если не возражаешь.
Его второй двойной виски стоял перед ним сейчас. Он поднял его и выпил половину за один раз. Тяжело выдохнув, он поставил стакан и закрыл глаза, ожидая, что толстяк замолчит. Он не удивился, когда мужчина позволил разговору прерваться. В этих местах неодобрительно смотрели на чужое личное дело. Если кто-то сказал вам, что он не хочет ни о чём говорить, вы, чёрт возьми, останетесь в одиночестве.
На музыкальном автомате песня Бака Оуэнса сменилась песней Боба Марли “Lively Up Yourself.”
Люк открыл глаза.
Его голова медленно повернулась в сторону музыкального автомата. Он долго смотрел на него. Его взгляд переместился на бармена. Стью только что взял свою старую книжку в мягкой обложке и собирался возобновить чтение, когда почувствовал, как Люк смотрит в его сторону, смотрит прямо на него.