Они так и изничтожали друг друга взбешенными взглядами, молчаливо сопя.
«С тебя это все началось, и именно ты источник моих проблем».
Сумей кто заглянуть бы в головы обоих – обнаружил бы, что эта мысль родилась одновременно.
- Ты даже мое имя произнести не можешь? – издевательски поинтересовался Мелькор.
- Могу, да на язык все равно противно, - огрызнулся Фэанаро.
Вала закатил глаза и презрительно скривил рот.
- Не более противно, чем твои упражнения на произношение.
- Без них ты бы вообще не заговорил на нашем языке.
- Неужто?!
Их оборвали четыре голоса, в одно и то же мгновение произнесшие два разных имени:
- Фэанаро!
- Мелькор!
На мгновение повисла угрюмая тишина.
- Хорошо, - яростно произнес Фэанаро. – Хорошо, отец! Хорошо, моя дорогая жена! В следующий раз я буду лучше смотреть за сыновьями! Но он!..
- Пошел ты, Фэанаро, - устало потянул Мелькор.
- Провались с глаз моих, Мелькор, - резко ответил нолдо.
Айну тихо фыркнул, пренебрежительно взмахнув рукой.
- А на кого тогда будешь изливать свою желчь?
Фэанаро скептически возвел взгляд к небу.
- А на кого ты будешь изливать ненависть? На всю Арду?
Манвэ со стоном погрузил лицо в сложенные руки и косо посмотрел на Майрона.
- По крайней мере, разговаривают, - чуть слышно произнес Сулимо, надеясь, что увлеченный спором брат его не слышит.
Майрону не оставалось ничего, кроме как кивнуть.
«Лучше, чем ничего. Будем считать за примирение».
Нерданэль ненавязчиво взяла под руку Финвэ.
- Мой дорогой король и отец того, кто стал жизнью моей, - тихо поинтересовалась она. – Как думаешь, когда мой супруг поймет, насколько порой похож на него?
Финвэ пожал плечами, и в светлых глазах мелькнул озорной огонек.
- Неведомо, дорогая Нерданэль. Подозреваю, что и мудрейшим.
А потом был праздник. В заснеженном поле сияли звезды и яркие фонари. Огромные столы были заставлены букетами и хвоей.
За столами они сидели рядом с Валар и семьями королей, а после - в снегу на широких покрывалах, пока нолдор танцевали в свете огней в спокойном полумраке отдыхающих Древ. Вино было сладким, еда – горячей и пряной, веселье – искренним.
Если бы Майрона попросили описать тот вечер, он бы мог вспомнить лишь яркие, словно звезды в небесах, вспышки воспоминаний, сливавшиеся в один сон. Вот Мелькор, чье лицо озарялось рыжими бликами свечей и ламп, наконец-то улыбнулся впервые за весь день и засмеялся какой-то шутке. Вот золотое вино, льющееся в бокалы, и серебряные лучи гаснущего Тельпериона рассыпаются в нем на звезды. Вот зажглась на верхушке Тавробэля под дивную песню Элентари яркая золотая звезда, и почему-то Майрон отчетливо помнил, что обнимал Мелькора, уже облаченного в новый подарок, когда весь мир как будто замер, ожидая, что за этой яркой звездой целой Арды коснется чудо. А вот высокие, ласковые, чудесные гимны ваниар, льющиеся музыкой, которая задевала внутри что-то настолько хорошее, о чем ты и сам мог не думать.
А еще был бьющий в лицо и треплющий волосы озорной южный ветер, приносящий дыхание весны, когда резвые кони во весь опор скакали по утоптанной снежной тропе в Тирион. Был смех в саду, украшенном ярким и теплым светом ламп и венками вечнозеленых растений, запах хвои и цветов, и подарки, которые принесли только радость и ни одного сожаления. Майрон запомнил, как визжали от радости Амбарусса и как поцеловала его в обе щеки Нерданэль. Как даже Куруфин нашел силы пожать руку Мелькору, а бесконечная ссора валы и Фэанаро впервые превратилась в лишенный ядовитых упреков вдумчивый разговор.
Домой они вернулись, правда, когда было еще темно, и в этой тишине Майрон почему-то особенно остро почувствовал, насколько ему ее не хватало. Тишины и защищенности этими стенами.
Дом казался непривычно тихим и пустым после праздничной суеты, но уютным как никогда. Майрон поставил у входа корзину с подарками и поймал себя на том, что смотрит, как Мелькор поправляет волосы и вешает в шкаф накидку.
Крупные распушившиеся кудри вились с небрежной красотой. Очерченный мягким светом из других комнат резкий профиль выглядел родным. Майрон знал, что фана была всего лишь оболочкой, непостоянной и обманчивой, но…
Но будь все проклято, как бы он не хотел потерять Мелькора, когда он был именно таким. Похожим на квенди, резким, живым, капризным и порой невыносимым. Никакое существо в Арде не могло бы заменить его собой. Да и было ли вообще хоть одно, похожее хоть немного?
И не скажешь же – даже в мыслях звучит смешно. Но молчание висело в воздухе так плотно, что можно было потрогать, а когда Мелькор обернулся к нему и на мгновение замер, глядя в глаза, Майрон не выдержал.
Он в два шага преодолел расстояние между ними и обнял наконец-то так, как казалось правильным весь вечер. Cцепил руки за сильной спиной и крепко сжал Мелькора в таких объятиях, будто пытался вложить в один смешной жест все, что непривычным беспокойством и ненормальным теплом прорастало изнутри. Так ярко, что не хватало ни слов, ни жестов объяснить, как похоже это на плещущийся внутри мед.
- Майрон?.. – ему показалось, что голос Мелькора звучит почти растерянно.
Но спустя несколько мгновений теплые руки обхватили и его спину, с благодарной и неуклюжей скованностью, а висок пощекотало чужое теплое дыхание.
Спать собирались в странной неловкости. Обычно отход ко сну напоминал Майрону странный ритуал, отлаженный до малейших мелочей: единственный из всех, в ритм которого Мелькор вписывался идеально. Но сегодня все шло не так: они сталкивались в дверях, налетали друг на друга, и когда с грехом пополам добрались до собственных спален, спустя несколько минут в дверях комнаты Майрона появился знакомый силуэт. Мелькор все еще прихрамывал на раненую ногу: он и во время праздника избегал слишком часто вставать и большую часть времени провел за разговорами с другими.
- Майрон, - голос Мелькора звучал непривычно тихо и будто смущенно.
Майа расчесывал короткие светлые волосы перед сном и обернулся на голос.
- А?
Мелькор вздохнул, поморщился, словно от лёгкой боли, и произнес самую странную просьбу из всех, какую только можно было придумать:
- Помоги мне передвинуть кровать.
Майрон изумленно моргнул, хмуря светлые брови.
«Что?»
- Ты что? Куда перетащить? Мелькор, зачем?
Мелькор неловко пожал плечами и перешагнул порог спальни Майрона, после чего тяжело сел на кровать, выпрямив ногу.
- Я слышал… - он выдохнул. – Неважно. Я хочу лечь на террасе, где стеклянный потолок, и видеть звезды.
Майрон недоуменно наморщил лоб и отложил в сторону расческу. Присел рядом с Мелькором. Что-то во всем этом шло не так.
- Ты же терпеть не можешь звезды, - тихо спросил он. – Почему?
Вала устало покачал головой и полным досады жестом убрал крупную кудрявую прядь за ухо. Он был облачен в тот же плотный и матовый темно-изумрудный шелк, что и утром. Легкий золотой свет, падавший на его лицо от ламп, делал его черты непривычно мягкими.
- Не знаю, - проворчал он. - Но я хочу.
Майрон понятия не имел, что ответить ему. И уже было собирался сказать о неразумности этого желания, но, оттягивая неприятный момент, мягко коснулся ладонью бедра Мелькора, чувствуя под чудесной зеленой тканью плотную перевязь.
- Дай-ка посмотрю твою ногу, - тихо шепнул он.
Мелькор недовольно поморщился и одернул подол ночных одежд, не глядя на Майрона.
- Не на что там смотреть. Я в порядке.
«Ему же больно. Поэтому пришел за помощью».
Майрон выдохнул и покачал головой от этого внезапного и чудовищно простого осознания. А потом раздумал упрекать Мелькора в неразумности еще раз: потому что изнутри опять толкнулось до рези теплое чувство, которое словно норовило что-то выжечь изнутри и одновременно подталкивало вперед: сделать что-нибудь, стереть эту рану. Сейчас же, сегодня. Заставить Мелькора забыть об унижении, которое сегодня случилось. Оградить его.