Куруфинвэ смерил Майтимо таким взглядом, словно был готов упрекнуть сына в малодушии за то, что тот смолчал в таком споре, но ничего не сказал. Лишь холодно произнес, как будто отрезав:
- Делай, как задумала, но ты пожалеешь о своей вере, дорогая жена. Я свое слово сказал.
Этим их общение с Фэанаро и ограничилось. Майтимо, отправившийся с ними на кухню, выглядел так, словно чудом выжил после шторма: на лице старшего сына Куруфинвэ отпечаталась смесь ошеломления и безграничного счастья.
- Поверить не могу, - пробормотал он, шагая рядом с ними к большой домашней кухне. – Я думал, что отец разъярится на всех, включая маму.
Он выдохнул и недоуменно потянул носом воздух, как будто улавливая запах чего-то.
Майрон жадно пожирал взглядом интерьеры вокруг: резные потолки, головокружительно детализированные колонны, хрустальные фонтаны и ажурные лестницы, словно летящие в воздухе. Дом Куруфинвэ был поистине дворцом.
Они спустились к просторному светлому коридору, выложенному бело-зеленым мрамором.
Майтимо принюхался еще раз. Прищурился и, наконец, посмотрел на безразличного Мелькора, вид которого сообщал каждому, какой интерес представляют для него домашние дела и готовка.
Никакого.
Нельяфинвэ прищурился, глядя на валу.
- Это что, вишневая настойка отца?! – Вполголоса спросил он, сдвинув брови в неверящей и отчаянной гримасе. - Мелькор, ты что…
Он даже не закончил фразу. Мелькор глубоко и утомленно вздохнул.
- Да, - зло и коротко ответил вала. – Я умылся, даже сидел на улице, но если выпью даже чашку чая с ликером, то буду… как там говорил Морифинвэ… в дрова. Потому что я вообще не собирался выходить из дома.
Майрон, не глядя, подхватил Мелькора за локоть, когда вала чуть не врезался лбом в стекло на двери. Посмотрел в зеленые глаза Нельяфинвэ, равнодушно пожимая плечами:
- Ему стыдно, он пил на голодный желудок, и он никогда в этом не признается.
Майтимо смерил валу подозрительным взглядом:
- Да я вижу, - хмуро произнес он. – По пятнам на шее и глазам. У Морьо и отца точно так же… случается.
Нолдо обреченно покачал головой и огляделся, когда они вышли в широкий коридор, глядящий окнами на просторный сад: справа Майрон слышал голоса и шум, а слева было тихо. Майтимо кивнул налево и некрепко сжал пальцами плечо Мелькора.
- Пошли, величайший из айнур. Тебя срочно надо накормить. А то мама и Курво с его женой меня закопают в снегу прямо под елкой.
Майрон поначалу не понял, при чем здесь Куруфинвэ-младший.
«Точно. Тьелперинквар трех лет от роду, а Мелькор почти… в дрова. Помоги мне Эру, хотя нет, это не к нему».
Большая мастерская дома Фэанаро Куруфинвэ была пуста, светла от снега на хрустальной крыше и тиха. Лишь потрескивал огонь, да слышался стук ювелирного молотка по маленькой наковальне.
Куруфинвэ-младший молчаливо шлифовал изгиб неведомого пока украшения. Фэанаро, присоединившийся к сыну, ожесточенно придавал форму мягкому серебру.
Они провели в молчании много времени: сыну не требовалось объяснять, что отец пришел в отвратительном расположении духа, кипя гневом. Фэанаро резко сдернул фартук с крючка, не поприветствовал сына, не поделился новостями и взялся за работу с тем рвением, которое всегда означало ярость.
Объяснять ему ничего не требовалось. Он уже слышал, что мать отважилась привести в дом падшего айну. Худшей компании он и представить себе не мог, невзирая на то, что братья питали странную склонность к брату Владыки Сулимо.
Куруфинвэ-младший решился нарушить молчание, когда закончил шлифовать изящный золотой узор. Он встал из-за стола и подошел к ювелирной наковальне, за которой работал отец.
- Atar, ты позволишь мне? – он смотрел на отца хмуро и более всего хотел бы успокоить его в этот праздничный день, насколько мог. Если бы в нем самом не кипело непонимание и неверие в поступок матери.
Фэанаро выдохнул, как будто выпуская часть собственного гнева.
- Говори, сын, - голос его звучал тяжело.
Атаринкэ снял рабочий фартук и повесил его на крючок.
- Мама тащит домой единственную в Амане грязь. Отчего ты позволяешь ей это?
Фэанаро тягостно посмотрел на сына и устало оперся на стол, где в идеальном порядке лежали инструменты.
- Ты один понимаешь меня в этом доме, Атаринкэ.
Его сын вытер лоб и мрачно опустился на стул рядом. Единственный и самый любимый сын, что в полной мере изведал и счастье, и тяготы брака, о которых и упоминать не пристало. Кроме безграничной любви и бесконечного счастья держать на руках выношенное женой дитя, легенды не предупреждали о своенравии и твердом характере жен.
Почему-то в воображении Фэанаро в тот момент возник отчетливый образ Нерданэль, раскатывающей тесто для лембаса тяжелой скалкой.
Соприкосновение Атаринкэ с этим таинством брака сблизило его с сыном, как он считал, еще сильнее прежнего.
«В конце концов, обзавестись наследником еще не удосужился ни один, кроме него!»
- Не сочти мои слова за жалобу, отец, но у меня тоже не получается указывать Мариэль, что делать, - хмуро произнес нолдо.
Фэанаро выдохнул, запрокидывая голову к хрустальному потолку, и произнес одно-единственное слово, в которое вложил все сочувствие к сыну, гнев и недовольство волей Нерданэль, больше напоминавшей в своем упрямстве неприступность Таникветиль.
- Женщины!
Майрону показалось, что спустя три кружки травяного чая, лембас и хорошую яичницу со щедрым количеством перца, овощей и мяса, Мелькор заметно протрезвел и ожил. То есть, перестал источать желчное недовольство так, что и кактусы бы увяли, а в его движения вернулась привычная резкая отточенность.
На кухне, куда они пришли втроем вместе с Майтимо, царил бардак. Точнее, активная работа. Вместо приветствия первым они услышали следующее:
- Тьелпэ, не мешай! – Тьелко зашивал гигантскую индюшку и пытался отогнать маленького мальчишку, вившегося около высокого стола для готовки.
- Тьелко! Ну, дай мне еще яблоко! – обиженно и звонко тянул он.
- Это яблоко вымочено в вине, мелкий ты…
Мальчишка тут же резво обернулся к другому нолдо:
- Кано, он не дает мне яблоко!
Канафинвэ закатил глаза и на секунду оторвался от собственного занятия. Нолдо был в фартуке, с острым ножом и собранными в хвост волосами.
- Тьелпэ, я режу перец и я занят! А ты уже съел три!
- Ма-ам!
- Мальчики! – радостно поприветствовала вошедших Нерданэль. Она встала со скалкой в руке в облаке муки и приветственно раскинула руки. – Познакомьтесь – это Тьелперинквар или Тьелпэ, - она указала куда-то под стол, где спустя несколько мгновений обнаружился все тот же сероглазый и черноволосый ребенок, уставившийся во все глаза на Мелькора, приоткрыв рот. – Это его мать Мариэль, - Нерданэль указала на женщину рядом с собой.
Высокая квенди, облаченная в серебряное и красное, приветственно кивнула им. Ее темно-каштановые волосы были заплетены в две косы, а лицо выглядело прекрасным, сильным и гордым.
- Я рада приветствовать вас здесь, - голос у Мариэль оказался мелодичным и чем-то напоминал тембр, свойственный Нерданэль, лишь звучал холоднее. - Мелькор и… - она перевела взгляд голубых глаз на Майрона.
- Майрон, - коротко представился он.
Лишь сейчас он понял, что Нерданэль и Мариэль лепили вареники.
Тьелкормо с зажатой в зубах ниткой, которую собирался разорвать, обернулся к ним и помахал им рукой.
- Тьелко, это нельзя было сделать ножницами, как все делают? – резко одернула его Нерданэль. – Идите сюда! – это уже относилось к Майтимо, Мелькору и Майрону. – Сейчас дам вам фартуки. Да где же они…
- Лежали здесь, - заметила Мариэль, ловко поднимаясь из-за стола с подносом уже налепленных вареников.
Общий гвалт на мгновение прервался истерически радостным визгом, перекрывшим все остальное.