Аналогичная ситуация существует и в ряде других стран. В нашем распоряжении имеются протоколы заседаний британского кабинета и дипломатические документы Англии, Франции, Германии, США и других стран4, но весьма часто и в них недостает так называемой кухни, т.е. тех дискуссий, которые проходили за закрытыми дверями и на которых определялись основные и побочные линии оценок ситуации и конкретной политики. В итоге существующее положение побуждает историков разных стран строить свои догадки и конструировать различные схемы и предположения.
В отечественной историографии можно выделить несколько периодов в освещении событий 1939— 1941 гг.
Литература послевоенного времени вплоть до конца 80-х годов фактически носила полуофициозный характер. В течение многих лет она опиралась на известную справку "Фальсификаторы истории"5 и на официальные оценки, исходящие от идеологических предписаний и выступлений деятелей советского и партийного руководства. Их смысл сводился не только к оправданию советско-германских договоров в августе — сентябре 1939 г., но и к доказательству того, что советская политика имела прогрессивный во всех отношениях смысл; она была проникнута миролюбивыми целями и ставила задачей лишь защиту мира и обеспечение интересов безопасности страны. При этом такие официальные труды, как "История внешней политики Советского Союза", "История КПСС", и другие, а также монографические исследования основывались на словах Сталина, сказанных сразу после окончания войны: подписание договора с Германией было верным шагом, позволившим отодвинуть начало советско-германской войны и принять необходимые меры, направленные на обеспечение военно-стратегической безопасности и подготовки страны к отражению агрессии.
Главными противниками мира и ответственными за развязывание Второй мировой войны объявлялись наряду с Германией Англия, Франция и США. При этом из содержания ряда трудов, изданных в СССР в те годы, вытекало, что США и англо-французские лидеры были даже в большей степени ответственными за развязывание войны, чем гитлеровское руководство нацистской Германии. Этому способствовали объективные обстоятельства, связанные с историей Мюнхенского соглашения в сентябре 1938 г. (между Германией, Англией, Францией и Италией), которое служит и по сей день неким символом политики умиротворения агрессора, давшего Гитлеру зеленый свет для оккупации Чехословакии, поставившего СССР в положение изоляции, а советские руководители утвердились в своем постоянном опасении сговора капиталистических держав за спиной и против Советского Союза.
В литературе послевоенного времени отрицалось существование секретных протоколов к советско-германским договорам августа — сентября 1939 г. Ни слова не говорилось о каких-либо упущениях, а тем более об ошибках советского политического и военного руководства. В целом советская историография начальной фазы Второй мировой и кануна Великой Отечественной войн вписывалась в идеологические стереотипы того периода.
После 1956 г. и разоблачения культа личности Сталина в советской историографии наметились изменения, которые коснулись и оценок предвоенного периода. В официальной пропаганде Сталину инкриминировались необоснованные репрессии против руководящих кадров Красной Армии, что существенно ослабило ее мощь накануне нападения Германии на Советский Союз. Хотя и весьма осторожно, но некоторые авторы заговорили также об ошибках Сталина, игнорировавшего многочисленные предупреждения в начале 1941 г. о предстоящем нападении Германии на Советский Союз. В наиболее концентрированной форме эта позиция была изложена в небольшой книге историка A.M. Некрича "22 июня 1941 г."6, хотя в большинстве случаев выводы автора не выходили за рамки того, о чем говорилось на проходившем за несколько месяцев до ее опубликования XXII съезде КПСС.
Но ситуация в Советском Союзе в этот период снова начала быстро меняться. Неосталинистские тенденции довольно активно набирали силу, фактически было наложено табу на критику внешнеполитических вопросов, и соответственно оценки периода 1939— 1941 гг. оставались без изменений.
Ввиду сохраняющейся недоступности многих материалов из советских архивов новые серьезные исследования не проводились и в основном выходили в свет коллективные обобщающие труды, в которых проблемам предыстории Великой Отечественной войны уделялось незначительное внимание. К тому же обстановка холодной войны идеологически подкрепляла общий враждебный настрой к странам Запада, что соответственно отражалось и на трактовке событий истории международных отношений XX столетия в целом и истории Второй мировой войны, в частности.